Марк нахмурился. Точных слов он не помнил, но приблизительно фраза звучала так: «Приезжай немедленно, или увидимся, когда мне разрешат свидания».
— Ей позвонил Кузьмин, упомянул труп, она решила, что попалась и хотела с нами проститься. Так?
— Так. А приехал Куприянов и завел речь про убийство Анненского, к которому Варька не имела никакого отношения. Наша скрытная душа поняла, что получила передышку, и решила не торопиться с признанием. А потом заявился Санин со своей историей про убиенных женщин. Варька мигом смекнула, кто убийца и к чему Доризо был нужен весь этот маскарад. Но ей требовалось время, чтобы обдумать, как быть дальше. Вопрос о поклонниках застиг ее врасплох. Отрицать знакомство с Виктором опасно — могут найтись свидетели. Да и Санина она, наверное, пожалела: не век же гоняться юнцу за убийцей-призраком. В общем, Варька быстро перевела разговор на деньги и Анненского, а на вопрос просто не ответила, чтобы оставить себе путь к отступлению.
— А потом она надумала с помощью Санина выяснить, что известно милиции об убийстве Доризо, и навела его на Виктора?
— Вот-вот. А нас использовала, чтобы выяснить, кто ей звонил в то утро. Эта неведомая дамочка может принести много неприятностей.
Марк погрузился в мрачную задумчивость. Прошкина версия ему совсем не нравилась. Да что там не нравилась! Его просто мутило от нее. Но явных несообразностей он в ней не видел.
* * *
Ввалившись в прихожую, мы тут же увидели за стеклянной дверью кухни клетчатую Прошкину спину и маленький фрагмент Марка.
— А вот и наш болезный!
— Где он был, Марк?
— Экзекуция уже состоялась, или мы еще успеем внести свою лепту?
Они вышли к нам, встали плечом к плечу в узком проеме коридорчика и уставились на меня. Судя по их физиономиям, оба только что пережили большое личное горе.
— Что случилось? — всполошился Генрих. — Почему вы пытаетесь просверлить в Варьке четыре дыры?
Его вопрос остался без ответа.
— Вас интересует только вид спереди или мне повернуться задом? — холодно осведомилась я. — Учтите, гипнозу я не поддаюсь, это давно установленный факт.
— Бесполезно, Марк, — сказал Прошка, словно никого, кроме них двоих в прихожей не было. — Она будет отпираться до последнего.
— Буду, — подтвердила я. — Если для обвинения необходимо мое признание, можете смело выносить вердикт «невиновна».
— Вот видишь! — бросил Прошка Марку, не отрывая взгляда от меня.
Марк продолжал сверлить во мне дырки.
В таких случаях задавать прямые вопросы неразумно — этим вы обеспечите противной стороне большое психологическое преимущество. Пусть противник раскроет карты по собственной инициативе. Подстегнуть его можно двумя способами: довести до белого каления или попросту проигнорировать вызов. Доводить Марка до белого каления опасно, поэтому я избрала альтернативную тактику: скинула кроссовки, надела шлепанцы и удалилась в свою спальню, поскольку вход в ванную и на кухню Прошка с Марком надежно закрыли собственными телами.
— Варвара!
Окрик Марка настиг меня в тот момент, когда я собиралась закрыть за собой дверь.
— Да? — беспечно отозвалась я.
— Прекрати ломать комедию!
— По-моему, ты валишь с больной головы на здоровую. Разве это я устроила тут сцену в духе водевиля про неверную жену?
Я снова попыталась закрыть дверь, но Марк уже подпирал ее плечом с другой стороны. При нашей разнице в массе победить я могла только разогнавшись до звуковой скорости, размеры же спальни налагали жесткие ограничения на длину разбега. Иными словами, сопротивление было бесполезно.
— Сколько лет мы с тобой знакомы, Варвара?
— Женщинам таких вопросов не задают. Меня тогда еще и на свете не было.
— Я когда-нибудь просил тебя об одолжении?
— Друзей об одолжении не просят; им просто намекают на затруднения.
— Так вот, сейчас я прошу о большом личном одолжении. Скажи, пожалуйста, что ты скрыла от нас в этой истории с Доризо?
На минуту я потеряла дар речи.
— Марк, сколько лет ты меня знаешь? Ладно, ладно, можешь не отвечать! Скажи, пожалуйста: ты помнишь хоть один случай, когда бы я обратилась к вам за помощью, не выложив карты на стол или не потрудившись сообщить, что есть обстоятельства, которые мне хотелось бы от вас скрыть? У меня не так уж много принципов, если подумать. Но я никогда — слышишь? — никогда не использую друзей как слепое орудие.
Дуэль взглядов длилась целую вечность. Глаза Марк так и не отвел, но заговорил первым:
— Ты хоть раз видела Доризо в его истинном обличье?
— Нет.
— Ты догадывалась, что Виктор ведет с тобой какую-то игру?
— Нет.
— Ты видела его после того, как швырнула ему в физиономию букет?
— Я ничего не швыряла ему в физиономию, — ответила я, замявшись.
— Не придирайся к словам! Видела ли ты Виктора после тех двух случаев, о которых нам рассказала?
— Если тебя интересует, общались ли мы с ним после того уличного скандала, ответ — нет.
— Но ты думаешь, что видела его?
— Я уже сказала: не знаю! Одно время мелькал тут парень, похожий на Виктора, но ко мне не приближался, а я его не разглядывала. — Марк обернулся к Прошке и они обменялись взглядом, значения которого я не поняла. — А теперь могу я полюбопытствовать, что означает сей допрос?
— Может, мы пройдем в комнату и сядем? — робко предложил Генрих.
Молчаливо признав разумность предложения, Марк оторвался от двери и двинулся в сторону гостиной. Остальные потянулись за ним.
— Ну? — поторопила я его, когда мы расселись.
Марк посмотрел на Прошку. Физиономия последнего приняла какое-то странное выражение. Словно его попросили для увеселения компании совершить акт самосожжения и подталкивают в спину горящими сучьями, дабы у него не возникло искушения отказаться.
— Э… ну… Вы решили передать дело в руки легавого юнца, — начал Прошка, нервно перебегая глазами с одного лица на другое, но при этом избегая смотреть в мою сторону. — Я знал, что это ошибка, но вас ведь не переубедишь! В отличие от вас я разговаривал с Инной и понимал: легавому она ни в чем не признается. Скорее сгниет в тюрьме, чем опорочит память любимого. А я после вступления в игру милиции навсегда утратил бы статус ее доверенного лица. Мне не оставалось ничего другого, как повидаться с ней до выхода Санина на сцену. В Варвариных интересах, разумеется…
Каждым словом Прошка заводил меня, точно пружину часового механизма, но мне хватило выдержки выслушать его до конца. И только когда за столом воцарилось молчание, а Прошка бросил на меня быстрый косой взгляд, я дала себе волю: