Элизабет пошевелилась.
— Что они? — пробормотала она. — Бомбят или летят дальше?
— Нет, это не самолеты.
Раскаты не прекращались, Гребер приподнялся и прислушался.
— Это не бомбы, и не артиллерия, и не самолеты, Элизабет, — сказал он.
— Это гроза.
— А для грозы не рановато?
— Для нее не существует расписаний.
Они увидели первые молнии, которые показались им бледными и искусственными после гроз, создаваемых людьми, да и гром едва ли мог сравниться с гулом летящей эскадрильи самолетов, не говоря уже о грохоте бомбежки.
Пошел дождь. Они побежали через лужайку и спрятались под елями. Тени, казалось, бежали вместе с ними. Шум дождя в кронах деревьев напоминал аплодисменты далекой толпы; при тусклом свете Гребер увидел, что в волосах Элизабет запутались серебристые нити, соскользнувшие с веток. Волосы казались сетью, в которой запутались молнии.
Гребер и Элизабет вышли из лесу и добрались до трамвайной остановки. Под навесом толпились люди. Среди них было несколько молодых эсэсовцев, они принялись разглядывать Элизабет.
Через полчаса дождь прекратился.
— Не пойму, где мы, — сказал Гребер. — В какую сторону нам идти?
— Направо.
Они перешли улицу и свернули в полутемную аллею какого-то бульвара, где длинная вереница людей в полосатой одежде укладывали трубы. Элизабет вдруг выпрямилась, сошла с аллеи и направилась к рабочим. Медленно, почти вплотную проходила она мимо, всматриваясь в каждого, будто искала кого-то. Теперь Гребер заметил на куртках у этих людей номера; вероятно, заключенные из концлагеря, догадался он. Они работали молча, торопливо, не поднимая глаз. Головы их напоминали черепа мертвецов, одежда болталась на тощих телах. Двое изнемогших от усталости заключенных лежали возле забитого досками ларька, где раньше продавали сельтерскую воду.
— Эй! — крикнул какой-то эсэсовец. — Убирайтесь отсюда. Здесь ходить запрещено!
Элизабет сделала вид, что не слышит. Она только ускорила шаг, заглядывая на ходу в мертвенные лица заключенных.
— Назад! Эй вы! Мадам! Вернитесь! Живо! Черт! Не слышите, что ли?
Чертыхаясь, подбежал эсэсовец.
— В чем дело? — спросил Гребер.
— В чем дело? Что вы, оглохли или уши заложило?
Гребер увидел, что подходит второй эсэсовец. Это был обершарфюрер. Позвать Элизабет Гребер не решался, он знал, что она не вернется.
— Мы ищем одну вещичку, — сказал он эсэсовцу.
— Что? А ну, говорите!
— Мы вещичку потеряли… брошку… Кораблик с брильянтами. Проходили вчера поздно вечером и, верно, обронили. Вам не попадалась?
— Что?
Гребер повторил свою ложь. Он видел, что Элизабет уже прошла половину шеренги.
— Здесь ничего не находили, — заявил обершарфюрер.
— Да он просто зубы нам заговаривает, — сказал эсэсовец. — Ваши документы!
Гребер молча посмотрел на него. Он с удовольствием избил бы этого молодчика. Тому было не больше двадцати лет. «Штейнбреннер, — подумал Гребер. — Или Гейни. Все они одного поля ягоды».
— У меня не только есть документы, но даже очень хорошие, — сказал он наконец. — А кроме того, оберштурмбаннфюрер Гильдебрандт — мой близкий друг, если это вас интересует.
Эсэсовец иронически рассмеялся.
— Еще что? Может, и фюрер?
— Нет, насчет фюрера не скажу.
Элизабет почти дошла до конца шеренги. Гребер медленно стал вытаскивать из кармана свое брачное свидетельство.
— Подойдите-ка со мной к фонарю. Читайте, вот. Видите подписи моих свидетелей? И число? Сегодняшнее. Вопросы есть?
Эсэсовец уставился на документы. Обершарфюрер заглядывал через его плечо.
— Да, это подпись Гильдебрандта, — подтвердил он. — Я ее знаю. Но вы все-таки не имеете права ходить здесь. Это запрещено. Ничего не поделаешь. Очень жаль, что брошка пропала.
Элизабет уже прошла до конца шеренги.
— Мне тоже, — ответил Гребер. — Мы, конечно, не будем больше искать, раз это запрещено. Приказ есть приказ.
Он двинулся вперед, желая догнать Элизабет. Но обершарфюрер не отставал от него.
— Может быть, мы еще найдем вашу брошку. Куда ее послать?
— Гильдебрандту, это будет проще всего.
— Хорошо, — сказал обершарфюрер с уважением. — А вы ничего не нашли? — спросил он Элизабет.
Она с недоумением посмотрела на него, будто только что проснулась.
— Я рассказал обершарфюреру про брошку, которую мы здесь потеряли, — быстро сказал Гребер. — Если ее найдут, то доставят Гильдебрандту.
— Спасибо, — удивленно сказала Элизабет.
Обершарфюрер посмотрел ей в лицо и кивнул.
— Положитесь на нас! Мы, эсэсовцы, истинные рыцари.
Элизабет взглянула на заключенных. Обершарфюрер перехватил ее взгляд.
— Если кто-нибудь из этих негодяев посмел ее припрятать, все равно найдем, — галантно заверил он Элизабет. — Будем допытываться, пока из них дух вон…
Элизабет вздрогнула.
— Я не уверена, что потеряла ее именно здесь. Может быть, и в лесу. Я даже думаю, что скорее всего там.
Обершарфюрер ухмыльнулся. Она покраснела.
— Да, скорее всего в лесу, — повторила она.
Обершарфюрер ухмыльнулся еще шире.
— За лес мы не отвечаем.
Гребер стоял так близко к одному согнувшемуся заключенному, что увидел совсем рядом его костлявый череп. Он сунул руку в карман, достал пачку сигарет и, отвернувшись, уронил ее к ногам заключенного.
— Большое спасибо, — сказал он обершарфюреру. — Завтра мы поищем в лесу. Возможно, мы ее там потеряли.
— Не стоит благодарности. Хайль Гитлер! Сердечно поздравляю с законным браком!
— Спасибо.
Они молча шли рядом, пока заключенные совершенно не скрылись из виду. В прояснившемся небе, точно стая фламинго, плыли перламутровые и розовые облака.
— Зря я это сделала, — сказала Элизабет. — Я знаю.
— Ничего. Так уж человек устроен. Не успеет избавиться от одной опасности, как опять готов рисковать.
Она кивнула.
— Ты спас нас этой брошкой. И Гильдебрандтом. Ты в самом деле мастер врать.
— Это единственное, — сказал Гребер, — чему за последние десять лет мы научились в совершенстве. А теперь пошли домой. Наконец-то у меня есть абсолютное, подкрепленное документом право поселиться в твоей квартире. Место в казарме я потерял, а днем ушел и от Альфонса; теперь я, наконец, хочу домой. Хочу с комфортом нежиться в постели, когда ты завтра утром будешь спешить на фабрику, чтобы заработать для семьи кусок хлеба.