Срезаю ножом стебли, мешающие идти. Очень бы сгодился мексиканский нож-мачете, но где его взять? Приходится пользоваться тем, что есть, хоть и жаль тупить хороший охотничий нож. Пить хочется, но пока нельзя — воды маловато, кто знает, когда я найду пригодную для питья воду, чтобы пополнить запас. А еще мне кажется, что неба уже нет, оно исчезло, и сразу от этой мысли делается душно. Но так всегда бывает в джунглях, это просто нужно преодолеть. Я всегда была одна. Ну, почти всегда. Кстати, Нью-Йорк — тоже джунгли, и что? Там я выжила, выживу и здесь, никуда не денусь.
Пора остановиться отдохнуть — иду уже полчаса. Столько же прошли мы с Эдом. Черт подери, как все неудачно получилось! Вдвоем, конечно, было бы лучше. Хотя, с другой стороны, нельзя точно знать. Может, он мешал бы мне. Или оказался не тем, за кого себя выдавал, или… Но что сейчас об этом толковать? Журналист вернулся к самолету, его социальный инстинкт и навязанное ему чувство долга оказались сильнее инстинкта самосохранения — ладно, его дело. Я пыталась воззвать к здравому рассудку парня, но, очевидно, не к чему было взывать. Как и у большинства мужчин, полагаю.
Я знала многих мужчин — моя жизнь состоит из командировок, и я многое повидала, многому успела научиться. Нынешнее приключение ничем не хуже остальных, по крайней мере, до сего момента. Вот только не дает мне покоя мысль: кому же все это могло понадобиться? Думаю, когда заглох двигатель, пилоты были уже неработоспособны, но прожили достаточно, чтобы сделать все для спасения самолета. Возможно, они и правда сами сбросили оставшееся горючее, что нас в итоге и спасло. И если бы не яд, они бы оба выжили. Что-то тревожит меня… Что-то я видела, но не обратила внимания… Вспоминай, Тори, не ленись! Заглох двигатель, удар, боль, тьма… Потом — свет, льющийся сквозь иллюминаторы, спина Эда в синей рубашке, потемневшей от пота, тело стюардессы на полу, в дверях салона.
Вот! Ох, и ничего себе… У нее был проломлен череп, но там не было ничего, обо что девушка могла бы удариться — ведь перед самым крушением она села на пол, я отлично это помню. А голова у нее проломлена, словно ее стукнули сверху по темени. Обо что стюардесса могла так удариться? Да ни обо что! Выходит, кто-то убил ее. Кто-то из находившихся в самолете вроде благонравных граждан. И я подозреваю, зачем: возможно, девушка была соучастницей человека, задумавшего это преступление.
Но на что они рассчитывали? Самолет рухнул на джунгли, и то, что умирающие пилоты смогли посадить его с минимальными потерями, просто счастливый случай. Или нет? Летчики мертвы, кто-то отравил их, значит, кому-то было нужно, чтобы наш самолет упал именно здесь и сейчас. Кто-то пошел на большой риск, только непонятно, ради чего. И этот кто-то — один из пассажиров, потому что стюардесса была убита после падения. Хорошо, что я ушла оттуда. Судя по всему, мне и теперь надо поторапливаться.
Я встаю и отряхиваю с джинсов сухие частицы. Что же, Тори, твой инстинкт самосохранения не подвел тебя и на сей раз: лучше оказаться в джунглях тет-а-тет с ягуарами и змеями, чем остаться в обществе так называемых цивилизованных людей, один из которых — убийца. Думаю, и у Брекстона, и у Мерион Хексли, и у других хватает грязи на совести. Я тоже не святая, но готова признать это публично, а они — нет, в том и разница между нами. Именно показную «святость» я ненавижу в американцах. Все должно быть красиво — снаружи, а то, что с изнанки, — частная жизнь и права человека. Гадость и двойная мораль. Собственно, а где по-другому? Есть такие места, но цивилизованными их назвать сложно. Поэтому я и провела там много лет.
Сзади нарастает визг — кто-то напугал обезьян. Возможно, питон, а возможно, кто-то еще. Во всяком случае, я сейчас собираюсь спрятаться. Береженого бог бережет! Так что я ныряю в заросли папоротников, рискуя быть укушенной пауком или змеей либо потревожить еще кого-то, столь же неприятного.
Но нет, тут все в порядке и никаких гадов, только какие-то жучки и паутина. Кто-то идет за мной, по моим следам, и этот кто-то каким-то образом напугал обезьян. Я сжимаю в руке нож. Берегись, мой неизвестный враг, задешево я свою жизнь не отдам. Но стрельбу устрою только в самом крайнем случае. Падение самолета и так было громким, а стрелять в джунглях… Я же не сумасшедшая! Как и в Африке, здесь полно двуногих охотников, и они не пугаются выстрелов, а совсем наоборот. Ягуары и змеи в подобных местах — еще полбеды, чтоб вы знали.
Чьи-то руки обхватили мою шею. Ярко-желтые круги возникли перед глазами, и стало нечем дышать. Тому, кто тянет вверх, не хватает сил поднять меня, а шею ломать он мне, очевидно, не хочет. Я оставляю попытки оторвать от себя руки противника и, ухватившись за него, бью ножом — наугад. Он упал на меня, как спелая груша, тиски ослабели. Схватка заняла какую-то секунду, не больше, я даже испугаться как следует не успела. Разжимаю пальцы, выпуская из захвата ткань. Ткань?!
Я открываю глаза и спихиваю с себя неподвижное тело. Черт подери, у него вполне могут быть насекомые! Этого мне еще не хватало!
Нападавший не индеец. Молодой, достаточно крепкий, но малорослый, как все здесь. Оливковый цвет лица и усики, густые ресницы и неопрятные волосы. И от него воняет. Нож вонзился ему в грудь — руки у меня длиннее, и все больше, чем у него. Если бы я дальше пыталась оторвать его руки от своего горла, он бы придушил меня до потери сознания, а потом… Кто знает, что было бы потом, но точно ничего полезного для меня. Я ударила ножом наугад, а попала прямо в сердце — мой противник умер еще до того, как упал, скорее всего, так и не поняв, что его убили. Вот так-то, парень, я больше и сильнее, а потому выжила, таков закон джунглей. Но как он подкрался ко мне, что я не услышала его?
Одет в камуфляжный костюм, а ноги босые. Судя по состоянию стоп, не ходит босиком постоянно, а сейчас пробирался по деревьям, как Тарзан. Вот почему всполошились обезьяны! Значит, он где-то оставил обувь и преследовал меня таким экзотическим способом. Зачем? И где его братья по разуму? Парень не вооружен, оружие ему только помешало бы. Но если этот тип здесь, значит, кто-то его послал по моим следам. Кто? Какая разница. Нужно уходить отсюда, пока меня не догнали гораздо большие неприятности. А самолет-то, видимо, уже нашли…
Может быть, это работа Эда? Журналист отговаривал меня от моего плана идти через джунгли самостоятельно, притворившись благородным спасителем добропорядочных янки. Он один знал, что я бывала в джунглях раньше и что у меня есть шансы выжить. Но отчего парень, свалившись на меня с дерева, сразу не убил? Ведь мог бы, если захотел, сломать мне шею, но нет, просто сжал горло, чтобы я потеряла сознание. Я зачем-то была ему нужна живой. Собственно, в этом я с ним солидарна — себе я тоже нужна живой.
Маскирую тело убитого под кустами, обыскав предварительно карманы. Ничего нет, кроме серебряного католического крестика. Что ж, амиго, не повезло тебе сегодня. А в следующей жизни повезет в любви.
Горло немного болит, но это мелочи. Осторожно продвигаюсь вперед, деревья обступают меня все теснее. Если бы я не спешила так, то полюбовалась бы местной флорой, но сейчас мне совершенно не до нее. Надеюсь, ублюдок был один, но отчего-то не очень верится. Кто-то послал его по моим следам — кто-то, который все это устроил. Подозреваю, что симпатичный блондин Эдвард.