Последний корабль в Бессмертные земли | Страница: 73

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

"Ты очень удобно сидишь, Май. И мне страшно хочется врезать тебе копытом"

"Я ощущаю, Илу. Если тебе повезёт, и ты попадёшь, я окажусь в ниде. И кто тогда поможет нашей уважаемой начальнице?"

— А ну-ка хватит! — обрела наконец голос Варда. — Как ни злись, Майар опять прав. Нам придётся забрать их с планеты, Илу. Иного выхода нет.

— Ва, подумай… Куда забрать? Как забрать? Кто и когда делал такое — переселение целого народа на другую планету? А если они не захотят?

— А вот это уже твоя задача. Сделать так, чтобы поняли и захотели. И притом без насилия. Что касается куда — этим займётся Эли. Звёздный каталог к её услугам.

Варда обернулась к Майару.

— А нам с тобой, Май, предстоит сделать самую грязную часть работы. Так что готовься.

— Когда мы вернёмся домой, я непременно уволюсь, — заговорила вслух Элентари, разглядывая густо кишащие на поверхности лужи пузыри. — Пойду в Службу Океанов биологом-генетиком… Майар возьмёт наконец меня замуж, я рожу маленького, с острыми такими копытцами… Сама, без ниды, как в древнейшие времена. А, Май?

— Давно предлагал. Я с радостью. Надоело быть богом для дикарей. Хочу обустраивать планеты.

— Ну поплакались и хватит, — Варда встала. — Майар, прекрати наконец этот дождь, сделай милость. Всем за работу!

Густой звон невидимого гонга.

"Внимание" — шелестящий безликий голос бортового квазимозга-компьютера ровен. — "На планете происходит экзотермический процесс глобального масштаба, происхождение неясно. Параметры…"

— Что такое, Ва? — Илуватар смотрел изумлённо.

— Неясно… так… ага…

— А я догадываюсь, — Майар одним движением пальцев выключил дождь. — Похоже, Илу, твои любимые остроухие пустили наконец в ход столь старательно выращенное Сердце Тланты.


Ведро на голове гудело от частых дробных ударов, точно сверху сыпали морскую гальку. Волосатые лапы держали за руки и за ноги, скользили по телу, жадно лаская груди, бёдра, живот…

"Не бойся ничего. Я спасу тебя"

Юноша-хомо возник из тьмы, и враз утих жуткий грохот, сменившийся тихим шуршанием дождя. И мохнатые лапы куда-то исцезли…

Новый раскат грома окончательно пробудил девушку, Фионна вздрогнула и раскрыла глаза. За окнами то и дело вспыхивали трепещущие зарницы, слышался плеск дождя. По местным обычаям окна не имели стекол, и на ночь их просто закрывали снаружи ставнями — в данном случае золотыми. Однако по просьбе Фионны одно окно всё же оставляли открытым, чтобы свежий воздух попадал в помещение. От ночного холода девушку спасала шкура медведя, убитого где-то далеко на севере и используемая в качестве одеяла. Сейчас шкура была скинута, холодный воздух беспрепятственно леденил обнаженное тело. Бррр!

Забравшись вновь под тёплую шкуру, девушка задумалась. Отчего её мысли то и дело обращаются к этому парню-хомо? Верховный жрец дикого города, полного мерзостей… фу-ты ну-ты! Наперсник толстого борова, кровавого тирана… И вообще, какой смысл? Хомо эльдар не товарищ, в лучшем случае недолгий попутчик. Сколько лет осталось жить этому юноше? Сорок, ну пятьдесят. Ну пусть шестьдесят. Из них тридцать уже в виде ходячей мумии, сморщенной и беззубой, подточенной врождённой генетической болезнью, именуемой старостью…

Фионна слабо улыбнулась. Врать самой себе бесполезно. Если бы это было просто отсутствие отвращения, или даже симпатия… Она влюбилась. Влюбилась в хомо, мохнорылого… ну пусть пока не очень мохнорылого, но в перспективе… короче, в эфемера. Извращенка.

Ещё совсем недавно она была твёрдо уверена — все хомо должны умереть, и они обязательно умрут. Говорящие обезьяны могут быть зверями более или менее, однако это не повод для того, чтобы сохранить кому-либо из них жизнь. Потому как даже от наименее свирепых хомо расплодится потомство, в точности повторяющее ныне живущих.

И как быть теперь?

Фионна чуть усмехнулась уголком рта. Жирный бабуин, хозяин этих мест, искренне уверен, что власть, это не главное, власть — это всё. И нет ничего сильнее опьяняющей жажды власти. Что ж, инстинкт доминирующего самца в стае обезьян, усиленный непомерно разросшейся хитростью псевдоразумной твари не допускает иного толкования смысла жизни. Толстяк будет искренне изумлён, увидев направленный на него ствол лучемёта. И даже умирая со сквозной дырой в необъятном брюхе не поймёт — как же так, не может такого быть, чтобы эта остроухая отказалась от столь выгодного предложения…

А Киллиану власть не нужна. Ему нужна любовь, хоть капелька любви. Душа, мечущаяся в огне, не приемлющая мерзости этого мира… Выходит, не все хомо просто говорящие обезьяны. Ведь он ничем не хуже наших эльдар. И ещё вопрос, что выросло бы из ребёнка эльдар в таких скотских условиях. А он смог. Цветок, проросший сквозь толщу окаменевшей грязи…

И что теперь делать?

Перед глазами вновь всплыла жуткая сцена, подсмотренная в голове у жирного главаря. Корчащиеся в агонии тела на каменном дне осушенного бассейна, и он сам, наблюдающий за гибелью соплеменников с неподдельным любопытством. Ещё несколько дней назад она просто пожала бы плечами — ну это же естественно для хомо, неспособных чувствовать чужую боль…

А она сама?

Наблюдать, как корчится в агонии, медленно умирая, целая раса… Чем она, благородная эльдар из Дома Кассителнирров, отличается от этого жирного убийцы? Масштабом эксперимента и продолжительностью?

Сон вновь наползал на девушку, и сквозь сомкнутые веки трепещущее зарево ночной грозы вновь обернулось прекрасным юношей.

"Не бойся ничего, Фионна Кассителнирра. Я спасу тебя"


— … Вот смотри, Владыка… Этот сосуд точно влазит в дуло орудия, почти без зазоров. Внизу деревянная пробка-пыж, вот, гляди… Вот это выемка. Горловина сосуда утоплена внутрь, и это вот стекло является пробкой… Посудина выстреливается, при падении стекло лопается, и летучая отрава испаряется…

Учёный астролог вовсю размахивал руками, демонстрируя своё изобретение — медный шарооразный кувшин на деревянной подставке с круглой выемкой. Владыка с усмешкой разглядывал и изобретение, и изобретателя.

— Ты всё время будешь отвлекать меня по пустякам, Варбур?

— Какие же это пустяки, о Владыка? — от обиды у звездочёта даже оттопырилась нижняя губа. — Вдруг тебе не понравится, или замечания какие… Потом, как зальём эти снаряды, поздно будет…

— Нет у меня никаких замечаний, кроме одного — эта отрава должна сработать. Всё остальное на твоё усмотрение, хоть из ослиных шкур бурдюки применяй. Не сработает — с тебя шкуру спущу, как с дохлого осла. Всё понял?

— Д-да, о Владыка, — осознал наконец истинную меру ответственности учёный.

— Работай!

Покинув лабораторию, наполненную миазмами, Герхем постоял, несколько раз вдохнув полной грудью. Там, в Гиамуре, уже вовсю льют ледяные дожди. И в руинах Архона тоже наверняка пузырятся лужи. Здесь, в Сидомме, холодов не бывает почти никогда, здесь зима самое лучшее время — нет зноя и роёв наглых мух, норовящих залететь прямо в рот. И великая река Хаппа ровно несёт воды к северному морю…