Возлюби ближнего своего | Страница: 2

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

На улице уже брезжил рассвет. Перед домом стояли две полицейские машины. Штайнер скривил лицо.

– Похороны первого класса. Богато, правда, мальчик?

Керн не ответил. Он спрятал наручники под курткой, насколько это было возможно. Перед домом собралось несколько любопытных молочников. В домах напротив окна были распахнуты настежь. Из темных проемов светились лица. Одна женщина хихикнула.

У полицейских фургонов собралось около тридцати арестованных. Большинство из них сели в машины, не проронив ни слова. Среди них находилась и хозяйка отеля, полная женщина со светлыми волосами, лет около пятидесяти. Она единственная возбужденно протестовала. Несколько месяцев тому назад она превратила два пустовавших этажа своего полуразрушенного дома я нечто похожее на пансион. Это ей обошлось очень дешево. И уже вскоре разнесся слух, что там можно переспать, не извещая об этом полицию. У хозяйки было только четыре постоянных жильца: лотошник, камерегерь и две проститутки. Остальные приходили лишь по вечерам, когда становилось темно. Почти все – эмигранты и беженцы из Германии, Польши, Италии.

– Живо, живо! – сказал офицер, обращаясь к хозяйке. – Объяснитесь в полиции. Там у вас будет время.

– Я протестую! – закричала женщина.

– Протестуйте, сколько хотите. А сейчас отправитесь с нами.

Двое полицейских взяли женщину под руки и подняли в машину. Офицер повернулся к Керну и Штайнеру.

– Ну, а теперь этих двоих. За ними наблюдайте особо.

– Мерси, – сказал Штайнер и поднялся в машину. Керн последовал за ним.

Машины отъехали.

– До свидания! – проскрипел из окна женский голос.

– Расстреливайте этих эмигрантов! – прорычал вслед машине какой-то мужчина. – Сэкономите продовольствие!

Полицейские машины ехали сравнительно быстро, так как улицы были почти пусты. Небо за домами отходило назад, оно светлело, становилось прозрачным и необъятным; арестованные стояли в машине мрачные, словно колосья пшеницы под осенним дождем. Несколько полицейских ели бутерброды и пили кофе из плоских оловянных фляжек.

Недалеко от Аспернбрюке улицу переезжала машина с овощами. Полицейские фургоны затормозили, а затем двинулись дальше. В этот момент один из арестованных прыгнул. Он упал на крыло, запутался в своем пальто, а затем с глухим стуком грохнулся на мостовую.

– Задержать! За ним! – закричал офицер. – Стреляйте, если он не остановится.

Машина резко затормозила. Полицейские спрыгнули. Они бросились к месту, где упал человек. Шофер оглянулся. Заметив, что человек не убежал, он медленно повел машину назад.

Человек, ударившийся затылком о камни, лежал на спине. Он лежал на мостовой в распахнутом пальто, с раскинутыми руками и ногами, точно большая летучая мышь…

– Поднимите его в машину! – крикнул офицер.

Полицейские нагнулись. Затем один из них выпрямился:

– Кажется, он что-то сломал себе. Не может встать.

– Встанет! Поднимите его.

– Дайте ему пинка, сразу повеселеет, – вяло сказал полицейский, который бил Штайнера.

Человек застонал.

– Он действительно не может подняться, – сообщил другой полицейский. – И у него вся голова в крови.

– Черт возьми! – Офицер соскочил с машины. – Не шевелиться! – крикнул он арестованный. – Проклятая банда! Одни неприятности!

Машина уже стояла рядом с несчастным. Керн сверху хорошо все видел. Он знал этого худощавого польского еврея с жидкой седой бородкой. Керн несколько раз спал с ним в одной комнате. Он хорошо помнил, как тот по утрам стоял с молитвенными ремнями у окна и молился, тихо раскачиваясь взад-вперед. Он торговал пряжей, шнурками и нитками, и его уже три раза высылали из Австрии.

– Встать! Живо! – скомандовал офицер. – Зачем вы спрыгнули с машины? Слишком много грехов? Воровали? И кто знает, может, и еще что-нибудь натворили!

Старик пошевелил губами. Его широко раскрытые глаза смотрели на офицера.

– Что? – спросил тот. – Он что-нибудь сказал?

– Он говорит, что боялся, – ответил полицейский, который склонился над стариком.

– Боялся? Конечно, боялся! Наверняка, что-то натворил! Что он говорит?

– Он говорит, что ничего не натворил.

– Это каждый говорит. Но что с ним делать?

– Нужно вызвать врача, – сказал Штайнер с машины.

– Заткнитесь! – закричал офицер. – Где вы найдете врача в такую рань? Он же не может лежа на мостовой ждать врача! А потом нас обвинят, что мы бросили его. Все поедут в полицию!

– Его нужно отвезти в больницу, – сказал Штайнер. – И немедленно.

Офицер стоял в нерешительности. Теперь он видел, что человек тяжело ранен, и поэтому забыл повторить Штайнеру, чтоб тот заткнулся.

– В больницу! Это не так просто. Для этого ему нужно направление. А я не могу все сделать один. Я должен сперва доложить…

– Отвезите его в еврейскую больницу, – сказал Штайнер. – Там его примут без направления и доклада. Даже без денег.

Офицер уставился на него:

– Откуда вы это знаете, а?

– Его нужно отвезти в пункт скорой помощи, – предложил один из полицейских. – Там всегда дежурит санитар или врач. А им видней…

Офицер принял решение.

– Хорошо, поднимите его. Мы будем проезжать мимо пункта скорой помощи. Какое свинство!

Полицейские подняли старика. Он застонал и сильно побледнел. Они положили его в кузов машины. Старик вздрогнул и открыл глаза. Они неестественно блестели на изможденном лице. Офицер закусил губу.

– Сумасшедший! Спрыгнул с машины! А ведь пожилой человек! Ну, поехали! Только не быстро.

Под головой раненого медленно копилась кровавая лужа. Узловатые пальцы скребли по деревянному настилу кузова. Губы постепенно разжались, и обнажились зубы. Казалось, будто за мертвенно-бледной маской боли прячется беззвучный язвительный смех.

– Что он говорит? – спросил офицер.

Один из полицейских сидел, склонившись над стариком, и крепко держал его голову, предохраняя от тряски.

– Он говорит, что хотел вернуться к своим детям. Теперь им придется голодать, – сказал он.

– А, чепуха! Никто не будет голодать! Где они?

Полицейский нагнулся.

– Он не хочет этого сказать. Тогда их вышлют. У них нет разрешения на пребывание в стране.

– Это же ерунда. Ну, а что он сейчас говорит?

– Он говорит, чтобы вы его простили.

– Что? – удивленно переспросил офицер.

– Он говорит, чтоб вы простили его за те неприятности, которые он вам причинил.