- А я в первый раз влюбилась в младенчестве, - начала я. - Правда, сама я этого не помню, но мама рассказывала...
- Хватит выпендриваться! - сердито оборвал меня Прошка. - Я ее как человека попросил, душу ей открыл, а она... Чего ты боишься? Насмешек? Я не собираюсь над тобой насмехаться. А хоть бы и собирался - сколько нам с тобой смеяться осталось? Три часа? Пять? Не вредничай, Варвара. Друг ты мне или нет?
- При чем здесь вредность? Мне просто нечего рассказывать. Любовь - не мой вид игры. Мне не нравятся ее правила.
- Ладно заливать! Неужели тебя так-таки ни разу не стукнуло? Ни за что не поверю!
Я отпиралась, как могла. Прошка просил, уговаривал, заклинал, угрожал, ругался, но я стояла насмерть. И тогда этот свин выкинул самый подлый фортель, который только можно представить. Он скинул с себя ватник, объявил, что знать меня не хочет и пойдет помирать в одиночку. И действительно ушел к другой стене.
Минут пять я лежала молча, надеялась, что он одумается и вернется. Но Прошка не подавал признаков жизни, и я забеспокоилась: без телогрейки на ледяной земле он загнется гораздо скорее меня, а мне решительно не хотелось последние часы жизни мучиться угрызениями совести.
- Эй! - крикнула я в темноту. - Не дури!
Молчание. Не внял призыву к здравомыслию - попробуем лестью.
- Прошка, вернись! Мне без тебя страшно и одиноко!
Молчание.
- Ладно, черт с тобой! Расскажу я тебе эту проклятую love story*!
[Сноска] * историю любви (англ.).
- Правдивую? - донеслось из темноты.
- Правдивую, правдивую.
- Ничего не переврешь и не присочинишь?
- Ничего.
- Дай честное слово!
- Это шантаж!
Молчание.
- Чтоб тебя на том свете лишних сто лет в чистилище продержали! Иди сюда!
- Даешь честное слово?
- Даю, даю, подавись!
Через тридцать секунд трясущийся Прошка с довольным пыхтением влезал в телогрейку.
- Ну-с, приступай!
Я бы огрызнулась, да что толку? Все равно придется рассказывать. Честное слово связало меня по рукам и ногам.
- Если помнишь, после четвертого курса я ездила в наш спортивный лагерь...
- Что?! - немедленно перебил Прошка. - Ты хочешь сказать, что впервые влюбилась в двадцать с хвостиком?
- По-моему, удивляться надо тому, что со мной вообще случилось это размягчение мозгов. Начитавшись книг о злой женской судьбе и насмотревшись на идиоток, которые до встречи с ненаглядным были вполне разумными девчонками, я твердо решила, что в эти игры не играю.
- И на старуху бывает проруха, - злорадно хихикнул Прошка. - Продолжай.
- Первую половину дня я проводила у моря, а после обеда развлекалась в лагере - играла в волейбол, пинг-понг... Ох, как я их всех разделала!
- Не отвлекайся.
- У моря я лежала не на пляже, а дальше, на камнях. Заход в море там был ужасный, зато вокруг никого. Иногда только пройдет кто-нибудь мимо - из лагеря в соседний дом отдыха или наоборот. И вот в один прекрасный день вылезаю я из моря на карачках (камни острые и скользкие), а по берегу от дома отдыха идет этакий Адонис годах о двадцати пяти - двадцати семи. Посмотрел он, как я выползаю из воды крокодилом, подхватил меня и поставил на плоский камень, где лежали мои шлепанцы. Я буркнула "спасибо" довольно неприветливо, потому как не просила его о помощи и вообще не люблю, когда меня хватают. А он улыбнулся улыбкой рекламной звезды и сказал пошлейший комплимент типа того, что для обрамления моей неземной красы мне необходимо мужское общество. Видно, у него это что-то вроде зарядки было: каждый день до завтрака обаять шесть одиноких дур. Я прищурилась, оглядела его с головы до пят, цыкнула зубом и сказала, что для обрамления он никак не годится. На таком невзрачном фоне моя неземная краса станет просто убийственной, а я человек миролюбивый. Он загоготал, как тюлень, выпятил грудь, распушил хвост и сказал еще один избитый комплимент, на этот раз моему блестящему остроумию. В общем, минут десять мы обменивались любезностями, а потом он мне надоел - и я отшила его уже по-настоящему.
- Как? - Судя по голосу, Прошка улыбался в радостном предвкушении.
- Помилуй, my darling*! Существует как минимум тысяча и один способ серьезно задеть непомерно раздутое мужское эго. И ты хочешь, чтобы я через столько лет вспомнила, каким именно воспользовалась? Так или иначе он обиделся и ушел. А на следующий день явился снова. На этот раз он не говорил комплименты, а избрал другую тактику. Сказал, что вел себя вчера, как дурак, и начал рассказывать всякие жалостные истории из своей жизни. Я отделалась от прилипалы с большим трудом и на другой день пошла загорать в другую сторону от лагеря. Но он нашел меня и там.
[Сноска] * дорогой мой (англ.).
Тогда я еще не впала в маразм и отлично понимала, что его просто раззадорило упорство, с которым я отказывалась капитулировать перед его смертоносным мужским обаянием. Увидев его в третий раз, я по-настоящему разъярилась: не хватало еще, чтобы какое-то надувшееся от самодовольства ничтожество по причине уязвленного самолюбия отравляло мне блаженные часы у моря! Словом, наговорила ему такого, что сама потом испугалась. А он выслушал все с самым смиренным видом и попросил разрешения приходить сюда хотя бы время от времени и любоваться мною издали.
Поскольку меня мучили угрызения совести, в качестве моральной компенсации я разрешила этому насквозь фальшивому страдальцу не только приходить время от времени, но и приближаться изредка для получасовой беседы.
- Вот видишь, до чего доводит злобный нрав! - назидательно сказал Прошка.
- Если бы у меня был по-настоящему злобный нрав, я еще в первый раз закидала бы его камнями.
- Как его звали?
- Ты будешь смеяться, но звали его - да и зовут, наверное, - Романом. Он начал приходить, и не изредка, а каждый божий день. Первые три раза я демонстративно слушала его с часами в руках. Через неделю я пропустила обед в лагере и поехала с ним обедать в город. А вернулась только через два дня.
Потом, задним числом, я пыталась понять: как же это ему удалось? Ведь я с первого взгляда оценила его совершенно правильно - пустой, тщеславный, самовлюбленный тип, для которого отношения с женщинами - вид спорта, способ потешить самолюбие.
- Хочешь, угадаю? - предложил Прошка. - Он сказал тебе, что о встрече с такой чудесной, восхитительной, несравненной и так далее девушкой мечтал всю жизнь...
- Дурак ты, Прошка! - обиделась я. - Думаешь, меня можно купить на такую дешевку?
- Ну ладно, ладно, - пробормотал он примирительно. - Так как же он тебя охмурил?
- Те полчаса в день, которые я ему отвела, он прощупывал меня, как умелый диагност прощупывает пациента. При всей его примитивности, богатый опыт общения с прекрасным полом научил его неплохо разбираться в женщинах. Он затрагивал одну за другой разные темы и смотрел на мою реакцию. Да что объяснять, ты и сам из таковских! Сам все знаешь.