Соф Омри разглядывал ее с ленивым любопытством, ожидая мгновения, когда девица осознает, что происходит и как не вовремя ее сюда занесло. Осознает, застынет в ужасе, а потом рухнет в пыль как подкошенная. Но, к удивлению Омри, девица все продолжала и продолжала идти. Прямиком на экипаж владыки. Перехватив ее невидящий взгляд, первый советник почувствовал себя неуютно. «Безумная! – мелькнуло у него в голове. – Не приведи Меур, с ножом бросится!» Но тут нарушительницу заметила и стража. Двое всадников пустили коней ей наперерез. Один уже протянул руку, чтобы сбить голодранку с ног, когда Кармал вдруг заорал, что есть мочи: «Стоять! Не смейте ее трогать!» – и на глазах потрясенной свиты выскочил из экипажа. В эту минуту ненормальная девка почуяла наконец неладное, очнулась, обвела оторопелым взглядом всадников, кортеж, лежащих ниц прохожих, идущего к ней владыку и, залившись темным румянцем, стала медленно опускаться на колени. Но подоспевший Кармал ее удержал. Стражники, повинуясь его знаку, вернулись к экипажу, после чего владыка Плоскогорья, попирая все нормы этикета, наплевав на ждущих его вельмож, судебных чиновников и сотни лежащих в пыли горожан, проговорил с голодранкой не менее получаса. А девка, которую надлежало бросить в темницу за неуважение к государю, получила перстень с личной печатью владыки и приглашение посетить дворец в любое удобное ей время.
Когда Кармал вернулся в карету, Соф Омри, желая нарушить неловкое молчание, натужно пошутил:
– Мой повелитель хотел, вероятно, покарать преступницу лично? Эта оборванка теперь просто обязана умереть от счастья.
Кармал смерил его странным взглядом и ответил без тени улыбки:
– Твой повелитель хотел предложить этой оборванке свои кров, стол и ложе.
Формула «Прошу, раздели со мной кров, стол и ложе» принята среди нагорнов как официальное брачное предложение. По закону владыка мог обратиться с ней лишь к самым высокородным девам Плоскогорья, к тем, чье безупречное происхождение и высокое положение позволяли получить статус официальной жены государя. Мать Омри, к примеру, не входила в этот узкий круг избранных, потому и стала в свое время всего лишь наложницей владыки Сегунда. Надо ли удивляться, что ответ Кармала первый советник счел за личное оскорбление?
Омри потребовалось не меньше дюжины дней, чтобы оправиться от последствий очередного приступа. На его счастье, девица за это время так и не появилась во дворце. Не появилась она и в следующую дюжину дней, и через две дюжины, и через три… Соф Омри окончательно утвердился в мысли, что владыка просто-напросто зло подшутил над ним. Тут-то Кармал за ним и послал…
– Надень платье попроще, любезный Соф, и отправляйся в город. Поброди по базарам, поспрашивай, как найти вестницу по имени Фатинья. Мы желаем, чтобы ты навестил эту достойную женщину и уговорил ее отпустить во дворец старшую дочь. Примени весь свой дар убеждения, не скупись на любезности и звонкую монету, делай что угодно, но выпроси у нее Алмель. Только ни в коем случае не прибегай к угрозам. Нам нужна эта девушка, но мы вовсе не хотим, чтобы она пришла к нам по принуждению. Ты все понял, дорогой Соф? Ступай и возвращайся с победой. Если не преуспеешь, мы будем крайне, крайне недовольны.
На сей раз закалившийся организм первого советника оправился от приступа за два дня. А унизительные поиски ведьмы и переговоры с ней и ее отродьем вывели Софа из строя всего на полдня. Переговоры, кстати, шли на удивление туго. Против всякого ожидания, нищая ведьма и ее страхолюдная дочь вовсе не торопились ухватиться за самое лестное предложение, какое только может получить безродная семья. Омри и впрямь понадобилось все его красноречие, не говоря уже про увесистый кошель и целую пригоршню драгоценных гоёлов, чтобы добиться хотя бы частичного успеха. Надо думать, Кармал здорово повеселился, представляя какие чувства раздирают первого советника, вынужденного во чтобы то ни стало этого успеха добиваться! Фатинья так и не дала согласия отдать дочь владыке в наложницы, но в конце концов пообещала не препятствовать, если Алмель захочет погостить во дворце. Алмель выразила сомнение, что захочет там погостить, но в конце концов согласилась нанести владыке короткий визит. Соф Омри в тот раз так и не разобрался, что эти бабы собой представляют, – безнадежных идиоток, не способных понять свое счастье, или расчетливых стерв, сумевших каким-то хитрым ведьмовским способом охмурить владыку и теперь набивающих себе цену.
Последующие события убедили советника, что верным было второе предположение. Появившись во дворце, Алмель без труда добилась, чтобы владыка больше не отпустил ее от себя. При этом Кармал вел себя, точно спятивший от любви мальчишка: осыпал ее подарками и знаками величайшего монаршего расположения включая такие привилегии, о которых от века не смели мечтать не то что наложницы, но и официальные жены владык. Нищая безродная девка получила личную опочивальню с террасой и выходом на отгороженный специально для нее участок дворцового сада. Больше ни одна живая душа, не считая Кармала и садовников, не имела права появляться в этом райском уголке, причем садовникам было строго наказано не нарушать уединения «госпожи» в часы ее прогулок. Ублюдочной ведьминой доченьке дозволялось не только присутствовать на заседаниях Совета, которые Кармал предпочитал устраивать в своих покоях, но и публично высказываться по поводу предложений, выносимых на Совет государственными мужами. И – самое чудовищное – Кармал к ее мнению прислушивался! Один Меур знает, каких усилий стоило Софу Омри удерживаться на самой грани очередного приступа, когда владыка по слову безмозглой шлюшки отбраковывал тщательно проработанные проекты, над коими первый советник корпел месяцами…
Ненависть Омри превзошла все мыслимые пределы и медленно, но верно вела его к безумию. Испугавшись не на шутку за рассудок, он преодолел свой ужас перед заклятиями лорда Региуса и начал подумывать об убийстве Кармаловой девки. По размышлении Соф Омри понял, что не такой уж это самоубийственный шаг, как могло показаться. Заклятия придворного мага гарантировали запредельно болезненные ощущения тем, кто злоумышлял против жизни и здоровья владыки. Умысел же против имущества владыки карался болью не столь сильной, и Соф, закаленный многолетними мучительными припадками, надеялся перенести ее сравнительно легко. Кроме того, он не собирался убивать Алмель собственноручно. На его удачу, наглая выскочка до такой степени восстановила против себя весь двор и особенно обитательниц гарема, что найти желающих накинуть удавку на ее тощую шею не составляло труда.
Первый советник разжился у личного лекаря запасом облегчающих боли снадобий и принялся интриговать. Нашептывал, науськивал, распускал слухи, выстраивал целые комбинации, в результате коих возникала путаница и кто-нибудь становился случайным свидетелем сцены, для посторонних глаз и ушей совершенно не предназначенной. Благодаря его усилиям, напряжение во дворце достигло небывалого накала и, судя по вспышке спроса на болеутолители, вот-вот должно было вылиться в бунт.
Но тут хитрая девка (вот ведь ведьмино отродье!) почуяла неладное. Перестала появляться на заседаниях Совета, убедила Кармала не держать ее при себе денно и нощно, не дарить ей подарков и не оказывать знаков внимания. И заперлась у себя в опочивальне. Встревоженный Кармал выделил людей из своей личной гвардии и удвоил охрану Алмель, приставил к наложнице специальную служанку, вменив ей в обязанность пробовать все приносимые «госпоже» блюда, вызвал к себе лорда Региуса и провел с ним наедине больше двух часов, после чего слегла добрая половина обитателей дворца, а личные покои владыки украсились магическими «игрушками», исключавшими возможность вторгнуться туда без ведома и разрешения хозяина.