— Готова, — прикусив губу, проговорила девушка.
Раадан кивнул и поднялся на ноги, вынуждая ее тоже встать. Повел перед собой рукой — окружавшая их беспросветная мгла подернулась рябью, а затем и полностью исчезла.
Перед ними расстилалось графство Сайлери. Стояла облачная, но не дождливая погода. В полумиле к югу виднелась неожиданно отчетливо та самая деревня, в ворота частокола которой вечность назад постучались Арна и ее спутники. Где-то ходили люди, где-то пастух гнал скот, крестьяне работали на пашне… Но что поразило девушку, так это царящее вокруг уныние, которое, казалось, сгустившимся туманом висело в воздухе. Никто не смеялся, не радовался жизни — люди просто выполняли осточертевший им еще за много лет до их рождения труд. Вдали высилась мрачная громада замка де Карнэ, ничуть не изменившаяся с тех пор, как там жил Птица.
— Что это? — тихо спросила Арна.
— Графство Сайлери, как ты можешь заметить, — усмехнулся Раадан. — Такое, каким оно стало бы, если бы ты не успела уничтожить Птицу и Эстис успел бы тебя убить. Но это еще не все… Смотри дальше!
Мрачные, серые поля. Поля битв, усеянные мертвыми телами. Демоны, пирующие на костях убитых врагов. На косо сколоченном кресте распят умирающий Гундольф — он висит здесь уже который день, но проклятая магия Левиафана никак не дает ему наконец умереть.
Столица империи, Мидиград, охвачена пламенем. Удушающая вонь разлагающихся тел и горелой плоти. Крики боли и ужаса. Повсюду смерть, и снова демоны Левиафана…
Лес — местами полузасохший, местами заболоченный. Тяжелый валун, явно перетащенный на рыхлую землю. На поверхности камня — кривая надпись, которую через неделю-полторы смоют дожди — «Орогрим». Все коротко и ясно.
Сам Левиафан. На омерзительной морде застыла насмешка, с интересом смотрит на что-то, лежащее у его ног. Вернее, на кого-то… Талеанис умирает, из множества ран на его теле струится кровь. Из последних сил он пытается подняться на ноги, сжимая меч — но тут же падает обратно, сраженный ударом мощного хвоста. Левиафан смеется — теперь ему ничто не угрожает. Он только что уничтожил единственного, кто мог его убить.
Мир умирает. Стерты с лица земли ненавистные демону эльфийские леса, охвачена огнем несчастная империя, обращен в рабство и почти полностью уничтожен Парнас, черными пятнами ран на теле мира — выжженные орочьи степи… Вода в море обратилась в кровь. Воздух пропах смертью.
И те, кто имеет право принимать такие решения, объявляют об уничтожении мира. Золотистая сфера вокруг Мидэй-гарда наливается алым, становясь похожей на ту, что взорвал Гундольф во время несостоявшегося боя с наемниками. Диаметр сферы все уменьшается, пока ее края не входят в пространство Мидэй-гарда, и небеса мира не окрашиваются в окровавленный золотой цвет. Вспышка — и мир гибнет, гибнет навсегда…
— Видишь? Это все могло бы случиться, если бы ты не выжила, — еле слышно произносит Раадан, в его голосе — нескрываемая боль.
— Не может быть, чтобы от меня так многое зависело… — возражает она — но в ее словах не слышится уверенности, Танаа помнит предыдущий разговор с Творцом.
— Иногда даже от случайного разумного может зависеть судьба мира. Ты же — нечто гораздо большее, чем просто Искоренитель. Смотри дальше…
Накрапывает мелкий серый дождик. Человек тридцать, отложив молотки и топоры, собираются возле большого котла, висящего над огнем, молодая женщина раскладывает в миски мясную похлебку. Люди разбирают еду, рассаживаются вокруг костра, едят и о чем-то разговаривают.
— Нам совсем уже немного осталось, — довольно произносит один из них.
— Ага, через пару дней закончим — и будем уже себе дом строить, — подхватывает второй.
— А я жениться хочу, — невпопад заявляет третий. Все смеются — но беззлобно, по-дружески.
— И на ком? — интересуется кто-то.
— Вот на ней, если согласится, — чуть смущаясь, говорит потенциальный жених, указывая на перемешивающую остатки похлебки женщину. Та смеется.
— Ты, Зерек, осторожнее со словами, а то возьму, и соглашусь!
Зерек тут же вскакивает, куда-то убегает — его провожают раскаты хохота. Но через десять минут он вновь появляется, уже верхом.
— Леда, поехали! — кричит он. Женщина смотрит на него с удивлением.
— Куда?
Зерек хохочет.
— К графу, жениться!
Несмотря на смех, по нему видно — бывший наемник абсолютно серьезен. Он спрыгивает с лошади, подходит к Леде, обнимает ее за талию. Та отвешивает ему шутливый подзатыльник.
— Ты сперва дом дострой, а потом уже женись!
Зерек задумывается на несколько секунд.
— А когда дострою, пойдешь замуж за меня?
— Пойду, — совершенно серьезно отвечает Леда и целует жениха.
Картинка меняется…
Арна сразу узнает этот дом — дом Змея, в котором они провели первую свою ночь в графстве. Дом-то знаком, а вот деревня изменилась почти до неузнаваемости — на улицах появились животные, бегают, играя, дети, несколько женщин, сидя у колодца, вполголоса обсуждают машущего топором в полусотне футов от них человека, явно не из местных. Деревня живет, и теперь она снова похожа на деревню, а не на укрепленный город, ежесекундно готовый к войне.
Действие переносится в дом Змея. На кровати Арна видит саму себя. Краем глаза она замечает, что за окном резко стемнело и уже глубокая ночь. Рядом с кроватью, на которой лежит тело девушки, прямо на полу, сидит Орогрим, сжимая в своей лопатообразной лапище узкую кисть Арны, свисающую с постели. Взгляд у орка какой-то отсутствующий, словно бы он пребывает мыслями не здесь, а в не очень отдаленном прошлом, где сестренка не лежала так, словно мертвая, на белых простынях, оттеняющих восковую бледность лица, и бегала с ним наперегонки по утренней росе, каталась у него на плечах и спала, уютно устроившись в его объятиях.
Открывается дверь, на пороге появляются Эстис и лекарь. Последний прячет глаза и, пробормотав что-то вроде: «Ну, я вас оставлю пока», выходит, осторожно закрыв за собой дверь. Граф подходит к Гриму, садится на вторую кровать.
— Она так и не пришла в себя, — негромко констатирует он.
— Как видишь.
— Уже восемнадцать дней прошло с тех пор, как она впала в кому.
— Я тоже умею считать, — огрызается орк. — К чему ты клонишь?
— Два дня назад я говорил с лекарем. Он сказал, что уже не имеет смысла дальше поддерживать ее жизнь, — безэмоционально произносит Змей, не глядя на собеседника.
Орогрим вскакивает, его глаза наливаются яростью.
— Ты предлагаешь позволить ей умереть?
— Нет. Мне кажется, она уже мертва. Здесь — только тело. Грим, она бы вернулась к нам, если бы хотела, я уверен в этом. Но она не хочет жить. Арна — это душа и личность, а здесь только пустая телесная оболочка, в которой жизни ровно столько, сколько вливают в нее снадобья лекаря. Ты должен понимать, о чем я говорю…