— Ой, мамочка, — пролепетала Света.
— Здравствуйте, мужчины, — радуясь своей проворности, сказал Максимов. — Очень вовремя, согласен. А теперь лапки в гору, стоим, не шевелимся.
— Блин… — ругнулся хорек в кожаной обдиргайке. — Не было же у него ствола…
— Вроде не было, — согласился желтолицый азиат — почему-то со светлым волосяным покровом. — На понт берет.
— Пукалка газовая, — криво усмехнулся хорек, медленно опуская конечности. Кореец напрягся, пошевелил пальцами, Брюс Ли недоношенный…
Пуля взбила землю под ногами азиата. Парень подпрыгнул, сильно озадаченный. Эхо от выстрела погуляло по дворам, улетело в небо.
— Решайте, парни, пуля найдет героя, — сухо сказал Максимов, мысленно подсчитывая содержимое обоймы. Ракита стрелял трижды, сам он — только что. Восемь минус четыре… То же самое, что три плюс один. Или дважды два.
— Чего ты хочешь, сука? — процедил монголоид.
— Стволы достали, — ухмыльнулся Максимов. — Медленно, красиво и без всякой задней мысли. Бросили в машину.
— А пузо тебе сметаной не намазать? — поинтересовался хорек.
Переводить драгоценный патрон было бы верхом расточительности. Но почему не сделать вид? Ствол опустился, замер, недвусмысленно направленный в мошонку. Хорек непроизвольно заслонился руками.
— Не поможет, хорек кастрированный… Живо стволы выбросили!
Вредные какие попались. Двигая челюстью от нетерпения, он наблюдал, как бандиты вразвалочку выполняют приказ. Хорек забористо выражался — на языке Тургенева и портового грузчика. Азиат недобро косил, выжидая момента. Не видать им удобных моментов!
— А теперь в подъезд — резче! И сидеть, пока не уедем. Считаю до трех, дальше не буду — р-раз!.. Света, падай в машину…
— Вы так сурово двигаете челюстью, Константин Андреевич, я даже засмотрелась…
— А ты втянулась, девочка. — Максимов покосился на сообщницу, оживленно вертящую головой. Машину бросало на ухабах. Объезжать пришлось растянутым частным сектором, подальше от оживленных улиц и непредсказуемых гаишников. Утро выдалось серым, морозным, косматые тучи надвигались с севера, предвещая до обеда снег, после обеда — студеный дождь. Ветер швырял через дорогу незакрепленные предметы, трепал постельное белье, развешенное между столбами.
— Нет, серьезно, Константин Андреевич, вы так не похожи на мягкую подушку… — Он впервые увидел на губах девчонки улыбку — немного робкую, немного вызывающую. — А скажите, Константин Андреевич, куда мы едем? Хорошую машину вы украли, быстроногую… А что мы дальше будем делать? Продолжать тихо пакостить, пока всех врагов не изведем?
Большинство вопросов он оставлял без ответа, полагая их академическими. Всех врагов им вовек не извести — враги никогда не кончаются. Программа на ближайшие часы вырисовывалась с трудом. От машины следовало избавляться — в первую очередь. Ее уже ищут. Остальное поглощал непроницаемый туман. Он выплюнул в окно сигарету, вставил в зубы новую.
— Слишком много курите, Константин Андреевич, — покосилась девчонка. — Этот никотин уже давно убил в вас лошадь…
Она еще и шутить умеет. Максимов удержал улыбку. Ситуация тревожила все больше. Слишком некрасивый след оставляют они после себя. Балансируют на грани криминала. Если дальше так пойдет, вряд ли сыщутся желающие отбелить испачканные честные имена. Но обстановка требовала большего («Время удовлетворять свои непотребности», — как сказала бы Екатерина). Он объехал проселочной дорогой пыхтящую трубами ТЭЦ-5, современный жилмассив, выросший в окрестностях централи, и по отлогим холмам с редкими перелесками начал продвижение к Камышинскому плато — возвышенности на южных подступах к городу, изрезанной гигантскими оврагами.
Поначалу Светлана молчала. Но когда он съехал с разбитого проселка и невесть зачем начал петлять между деревьями, она проявила беспокойство.
— А куда мы едем? — завертела нечесаной головкой.
— На Камышинскую, — буркнул Максимов. — Электричкой поедем.
— Оригинально. — Девчонка окончательно растерялась. — А зачем по оврагам-то?.. Постойте, Константин Андреевич, но у нас же машина есть, зачем нам электричка?…
— Нет у нас машины, — вздохнул Максимов и погнал «Опель» мимо березового околка — к внушительному разлому в плато (по этим головокружительным спускам местные экстремалы зимой на санках катаются). Не доехав до обрыва метров сорока, остановился. Тишина в лесу. Только ветер терзает голые ветки.
— Выходи, — приказал девчонке. Та пожала плечами, но вышла. Непонимание усилилось. Он не стал устраивать долгих прощаний (лишние слезы), втиснул сучковатую корягу между сиденьем и педалью газа, проводил машину в последний путь и застыл на вершине склона.
— Да что ж вы делаете? — подлетела Света.
Не самый объяснимый в смысле жадности поступок. Но в плане логики — если учесть, какой автомобиль кинутся искать люди Харитонова… Автомобиль промчался, разгоняясь, по крутому склону, пробуравил кустарник. А дальше пропасть стала почти отвесной, колеса оторвались от земли, машина красиво, словно в замедленной съемке, ушла капотом под себя и по-киношному, бешено вращая колесами, хряпнулась крышей об острые камни! Оторвалась колесная пара, прогремел взрыв — столбик огня взметнулся со дна оврага, дымок окутал место падения. «Любопытно», — подумал Максимов. Он всегда считал, что взрывы при падении автомобилей в пропасть — исключительно выдумка режиссеров (для красной, так сказать, сценки).
— Ёксель-моксель… — потрясенно пробормотала Светлана. — Я красивее ничего в жизни не видела…
— Ты знаешь, я тоже, — поддержал Максимов. — Хотя, пожалуй, вру. Когда в канун Нового года на Инской взорвался вагон с китайской пиротехникой — зрелище было ва-аще отпадное. Полночи бабахало. Хорошо, на запасных рвануло — пострадавших не было. Зато какое гулянье! Народ сбегался со всех окрестностей, детишки ликовали… Эй, — потряс он девчонку. — Ты что, остолбенела? Подумаешь, потеря. На электричке поедем, говорю же тебе. Тут ходу двадцать минут…
Пригородный поезд нужного направления долго ждать не пришлось. Подъехало — зеленое, дребезжащее. Дачный сезон еще не начался, но сидячие места процентов на семьдесят были заняты. Нашлись два места у окна напротив — рядом со спящим дедушкой и глухой бабушкой. Сорок минут покоя — неплохая передышка. Если люди Харитонова начнут обследовать каждую электричку, это будет вообще что-то несусветное.
Он обратил внимание, что, невзирая на петлю, скребущую по горлу, холод, голод и усталость, Света стала чаще улыбаться. Он так и подозревал — улыбка кардинально меняет ее лицо. Хорошеньким становится. Серая мышка способна расцвести и в два счета очаровать. Не его, конечно, уж он-то эти университеты давно проехал, но вот сверстников — сплошь и рядом. Как Диму Шабалина, например. Понятно, почему он запал на эту девчонку. И кто вообще сказал, что вслед за нами растет убогое поколение? Убогие люди были всегда, во всех поколениях, а в целом — ничего страшного. Нормальные ребята. Читать серьезную литературу стали меньше? Зато любую технику без инструкции осваивают…