Мау постучал по столешнице.
— А этот стол не одет в брюки, — заметил он.
— Я спрашивал, — сказал Пилу, — и мне ответили, что моряки, что ни делай, все равно будут думать про женские ноги. Так что нечего зря брюки переводить.
— Странные люди, — заметил Мау.
— Но в них что-то есть, — продолжал Пилу. — Только начинаешь думать, что они сумасшедшие, — и тут видишь что-нибудь вроде Порт-Мерсии. Огромные каменные хижины выше деревьев! Некоторые внутри как лес! Лодок столько, что и не сосчитать! А лошади! О, видел бы ты только этих лошадей!
— Что такое лошади?
— Ну, они… Ну, свиней ты знаешь?
— Еще как.
— А, да. Извини. Нам рассказывали. Ты очень смелый. Ну так вот, лошади не похожи на свиней. Но если взять свинью, сделать ее больше и длиннее, удлинить ей нос и хвост, получится лошадь. Да, и еще лошади гораздо красивее. И ноги у них гораздо длиннее.
— Так значит, лошади совсем не похожи на свиней?
— Ну, наверное, да, не похожи. Но у них столько же ног.
— Они тоже носят брюки? — Мау окончательно запутался.
— Нет. Брюки — только для людей и столов. Примерь!
Они ее заставили. Дафна признавала, что это, наверное, к лучшему. Она сама хотела это сделать, но не осмеливалась, а они ее заставили, точнее, заставили ее заставить себя это сделать, и теперь, когда она это сделала, она была рада. Рада, рада, рада. Бабушка не одобрила бы, но это ничего, потому что: а) она все равно не узнает, б) в сложившихся обстоятельствах поступок Дафны был совершенно разумным, и в) бабушка точно не узнает.
Дафна сняла платье и все нижние юбки, кроме одной. Всего три предмета одежды отделяли ее от полной наготы! Ну четыре, если считать травяную юбку.
Юбку ей сделала Безымянная Женщина, к большому одобрению Кале. Сделала из странной лианы, которая росла по всему острову. Похоже, это была какая-то трава, но она росла не вверх, а только разворачивалась, как бесконечный зеленый язык. Она перепутывалась с другими растениями, взбиралась по деревьям и вообще залезала всюду. Очень выразительной пантомимой Кале объяснила, что из этой травы можно было сварить посредственный суп, а также мыть голову ее соком, но главное, для чего она использовалась, — изготовление веревок, одежды и мешков. Вот как эта юбка, сделанная Безымянной Женщиной. Дафна знала, что юбку придется носить, потому что бедная женщина совершила огромный подвиг — выпустила из рук своего младенца не для того, чтобы Кале его покормила; это было очень хорошо, и это надо было поощрять.
Юбка шелестела при ходьбе, что очень огорчало Дафну. Она думала, что похожа на беспокойный стог сена. Зато в юбку задувал чудесный ветерок.
Должно быть, именно это бабушка называла «отуземиться». Она считала, что быть иностранцем — преступление или, по крайней мере, некая болезнь, возникающая от излишнего пребывания на солнце или от употребления в пищу оливок. «Отуземиться» означало опуститься и стать одним из них. Чтобы не отуземиться, следовало вести себя точно так же, как дома, в частности: переодеваться в тяжелые плотные одежды к обеду, есть вареное мясо и коричневый бульон. Овощи были «нездоровой пищей», и фруктов тоже следовало избегать, потому что «неизвестно, где они побывали». Дафна этого не понимала, потому что ну где мог побывать, скажем, ананас?
Кроме того, есть же пословица: «В чужой стране жить — чужой обычай любить». Впрочем, бабушка, наверное, сказала бы, что это значит принимать ванны из крови, или бросать людей на съедение львам, или есть павлиньи глаза.
«И вообще мне все равно, — подумала Дафна. — Я бунтую!» Хотя, конечно, она не собиралась снимать корсаж, или панталоны, или чулки. Сейчас не время совсем сходить с ума. Нужно соблюдать хоть какие-то приличия.
А потом она осознала, что последнюю мысль подумала бабушкиным голосом.
— Знаешь, они тебе идут! — сказал Пилу в нижнем лесу. — Девчонка-призрак скажет: «О, да это брючник!», и тогда ты сможешь ее поцеловать.
— Я же тебе сказал, это не для того, чтобы целоваться с девчонкой-призраком! — рявкнул Мау. — Я… просто хотел проверить, подействуют ли они на меня, вот и все.
Он сделал несколько шагов. До этого они выполоскали брюки в реке и хорошенько выколотили камнями, чтобы смягчить ткань. Но брюки все равно хрустели при ходьбе.
Он знал, что это глупо, но если нельзя возлагать надежды на богов, то, может быть, на брюки — можно? Ведь и в песне про четырех братьев говорилось, что у Северного ветра был волшебный плащ, который носил его по воздуху. А если нельзя верить песне, превращающей яд в пиво, чему тогда вообще можно верить?
— Чувствуешь что-нибудь? — спросил Пилу.
— Ага, они ужасно натирают сресер!
— А, это потому, что на тебе не надеты невыразимые.
— Невыразимые что?
— Это такие мягкие брюки, которые надеваются под наружные брюки.
— Что, даже брюки должны носить брюки?
— Точно. Брючники думают, что лишние брюки никогда не помешают.
— Стоп, а эти штуки как называются? — спросил Мау, шаря руками внутри брюк.
— Не знаю, — осторожно сказал Пилу. — Какие?
— Маленькие мешочки внутри брюк. Вот это ловко!
— Карманы, — сказал Пилу.
Но брюки сами по себе не помогают изменить мир. Мау это понимал. Брюки полезны, если нужно охотиться в колючих кустах, и внутренние мешочки для переноски вещей — замечательная идея, но не брюки принесли брючникам весь этот металл и большие корабли.
Не в брюках как таковых было дело, а в сундуке с инструментами. Мау не стал слишком восторгаться сундуком в присутствии Пилу, потому что не хотел признавать, что Народ хоть в чем-то отстал от брючников. Но сундук впечатлил его. Конечно, молоток мог изобрести кто угодно, но в ящике были и другие вещи — прекрасные, сверкающие, деревянные и металлические, — и даже Пилу не знал, зачем они. И они словно о чем-то говорили Мау.
«Мы не изобрели плоскогубцы, потому что они нам никогда не были нужны. Прежде чем изобрести что-то новое, нужно, чтобы появилась новая мысль. Это важно. Нам не нужны были новые вещи, поэтому нас не посещали новые мысли.
Зато теперь нам нужны новые мысли!»
— Пойдем к остальным, — сказал Мау. — Но на этот раз давай захватим инструменты.
Он шагнул вперед и упал.
— А-а-а! Тут огромный камень!
Пока Мау растирал ушибленную ступню, Пилу раздвинул бумажные лианы, которые росли не переставая.
— А, это одна из пушек «Джуди», — объявил он.
— Что такое пушка? — спросил Мау, разглядывая длинный черный цилиндр.
Пилу объяснил.
Следующий вопрос Мау был:
— А что такое порох?