Комиссарша пожала плечами:
– Вокруг этого леса полно населенных пунктов: Дравей, Этьоль, Эпине, Монжерон, могу еще назвать… Вы правы, убийца должен жить где-то поблизости, и это надо учитывать. Вот только воспользоваться сейчас этими полезными сведениями крайне трудно – с таким же успехом можно искать иголку в стоге сена.
Я врезал кулаком по коре, глядя на перешептывающиеся между собой стволы. Представил себе встречу человека-в-шляпе с безликим монстром – здесь, в этих зарослях. Как они смотрят друг на друга, как один передает другому крохотных убийц. Лес… Царство насекомых… Муравьи, пауки, бабочки… Опять мы возвращаемся к тому же. Может ли речь идти о простой случайности? И вдруг у меня задрожали губы.
– Я… Ч-черт, надо было раньше сообразить! По… позвоните энтомологу!
Дель Пьеро остановилась и уставилась на меня:
– Что?
– Усину Курбевуа! Позвоните ему сейчас же! Кажется, я нашел способ добраться до убийцы!
– А можно узнать, как именно вы собираетесь это проделать? – проворчал, по своему обыкновению, Санчес.
– Как насчет того, чтобы в пять утра погоняться за бабочками? Годится?
Инспектор Санчес спал и оглушительно храпел, лейтенант Сиберски разлегся на поваленном стволе, Дель Пьеро, у которой слипались глаза, смотрела, как трепещут листья в лучах восходящего солнца, а я боролся с усталостью, покуривая на берегу пруда. Над водой стлалась зловещая дымка. Кроны деревьев высоко в небе приветствовали новый день.
Наконец появился энтомолог с часами-навигатором в одной руке и большой спортивной сумкой в другой. В этих своих голубых шортах и оранжевой майке он выглядел клоуном.
Я побежал ему навстречу:
– Сколько их у тебя?
– Тринадцать, – ответил он, глянув на всхрапнувшего в последний раз Санчеса. – Остальные умерли.
– А круассанов вы заодно с собой не прихватили? – Сиберски нашел в себе силы пошутить.
Шутка оказалась некстати и никого не рассмешила. Мы собрались вокруг открытой сумки Курбевуа.
Бабочки в маленьких прозрачных коробочках нетерпеливо шуршали крыльями.
– Похоже, они беспокоятся, – заметила, протирая глаза, Дель Пьеро.
– Наверное, учуяли феромон. Если убийца разводит самок в радиусе десяти километров, эти самцы приведут вас прямиком к цели. Гениальная мысль, комиссар!
– И это он сейчас еще в не лучшей форме… – сообщила энтомологу рыжая.
Усин взял в руки одну из коробочек:
– Есть, правда, одна проблема, и серьезная. «Мертвые головы» способны развить скорость до сорока километров в час. Как мы будем отслеживать их полет?
– А если мы прикрепим к ним передатчики или что-нибудь в этом роде? – зевнул Санчес, выбирая из волос веточки.
– К сожалению, для таких мелких животных их не делают.
Я встал в центре нашего клуба пятерых:
– У меня появилась еще одна мысль, но можете быть уверены – последняя… – Я кивнул на спортивную сумку. – Мы выпускаем первую бабочку, один из нас бежит за ней, пока не потеряет из виду, потом остальные его догоняют, и мы повторяем все сначала – с новой бабочкой и новым бегуном. Конечно, мы еле держимся на ногах, но, думаю, все-таки стоит попробовать…
С такими лицами встретили бы разве что человека, позволившего себе явиться на похороны в белом костюме. Брови поползли вверх, руки мужчин потянулись к небритым подбородкам. Но Дель Пьеро в конце концов заявила, что идея просто великолепная, и Санчес признал:
– Ну да, в общем-то, неплохая… если после этого я смогу вернуться домой и лечь спать…
Я не стал спорить:
– Разумеется. Значит, начинаем. Дорогу молодым… и берегите ноги.
Сиберски вышел на старт.
– Готовы? – спросил энтомолог, протягивая ему свои часы с навигатором.
Лейтенант кивнул. Курбевуа выпустил бабочку, которая мгновенно взвилась и полетела сквозь шуршащую узорную ткань листвы. Полицейский бросился следом за ней. Он срезал напрямик через кусты, не обращая внимания на опасные корни, конечно же, упал, но сразу поднялся, продолжая смотреть в небо.
Курбевуа подобрал свою сумку, закрыл молнию и сказал:
– Хорошее начало. Сфинксы очень редко летают днем…
Еще минута – и Сиберски передал нам по мобильнику свои координаты. Комиссарша внесла их в навигатор, и тот показал дистанцию в триста метров. Не так уж много…
Лейтенант стоял на коленях. С его правой руки на зеленую траву стекала кровь.
– Чертовы колючки, – проворчал он сквозь зубы.
– Сильно поранился, – без улыбки отметил Санчес. – А можно мне пропустить свою очередь?
Сиберски, проигнорировав вопрос, показал пальцем на север:
– Она полетела туда, можно пройти немного вперед и там уже выпустить следующую.
Санчес уныло потащился в северном направлении. Дель Пьеро развернула карту, всмотрелась, приподняла бровь:
– Мы идем прямо к берегу Сены, севернее Дравея. Но до реки еще… еще больше трех километров лесом…
– А что за рекой?
– Тоже лес…
– Проклятый Вьетнам, – выдохнул я и сам услышал, сколько в моем голосе безнадежности. – Давай, Усин, выпускай вторую зверюшку.
Бабочка развернулась в небе траурным веером.
– Господи… Похоже, ваша идея работает… – шагая рядом со мной, произнесла Дель Пьеро. – Эта ведь тоже летит на север. Прямо к Сене…
В общем, мы всласть покидались «мертвыми головами». Со стороны картина должна была выглядеть трагикомической, и беспросветная печаль охватила бы наблюдателя при виде того, как четверо полицейских, выбиваясь из сил, гонятся за несчастными, обезумевшими от вожделения насекомыми. Лес чем дальше, тем упорнее заступал нам дорогу, подсовывал то трудные овраги, то непроходимые болота, то убийственно крутые склоны…
Мы быстро теряли силы. У меня горели ноги, на Сиберски лица не было от усталости, Санчес не переставая ворчал, даже Дель Пьеро начала сдавать, и, хотя из гордости она старалась держаться прямо, ее выдавало свистящее дыхание. Курить вредно…
– Осталось всего две, – предупредил Усин. – Запас подходит к концу.
– Надо… их поберечь… – Я, упершись руками в колени, пытался отдышаться после очередного жалкого подвига. – Сколько… еще… до реки?
Дель Пьеро засучила рукава до локтей, снова развернула свой план. Пот с нее так и лил.
– Через двести метров мы упремся в очень большой водоем, коротким протоком соединенный с Сеной. Мост не обозначен… Как нам перебраться?
– Вплавь, чего там! – заорал Санчес. – Делов-то! Вам это…
– Заткнись!!! – хором откликнулись четыре раздраженных голоса.