— Зашибу! — бросился на Бурова Тарзан.
Несколько секунд обмениваясь резкими ударами, умело защищаясь от них, они кружили по комнате. Затем, достав лицо Льва прямым ударом, мгновенно развернувшись на одной ноге, Тарзан отбросил его к двери. Едва коснувшись двери спиной, Буров присел. Уперевшись руками в пол, сильной подсечкой подбил опорную ногу противника и, перекатившись через голову, ударил его каблуком в живот. Вскочил и носком правой ноги смял Тарзану гортань. Смахнув с разбитой брови кровь, быстро осмотрел комнату. Увидев неподвижно лежащую Миледи, прыгнул к ней. Неестественно запрокинутая голова, распухшая перебитая переносица и тонкая струйка густеющей крови из изломанного болью рта. Присев, Буров вгляделся в изуродованное смертью лицо Миледи. Закрыл ей глаза. Услышав сзади легкий шум, перекатившись через спину, толчком обеих ног отбросил вставшего Шпагу к стене и, едва коснувшись пятками пола, ребром ладони раздробил ему кадык. Длинноволосый, выхватив «ТТ», выстрелил в Бурова. Легким быстрым движением сильного тела, как бы танцуя стремительный танец боксера, опережая дергающийся, плюющийся пулями ствол, повернувшись правым боком к противнику, Лев «качал маятник». Выпустив семь впившихся в бревенчатую стену пуль, длинноволосый, отбросив попытавшегося задержать его деда, побежал в горницу. Лев рванулся следом и сразу остановился. В углу, возле небольшой деревянной кроватки длинноволосый, прижимаясь к ней спиной, обхватил левой рукой плечи светловолосого мальчика лет пяти, а правой рукой держал у его виска пистолет.
— Руки в стороны! — увидев Бурова, заорал он. Лев медленно развел руки.
— Левой рукой, — проорал боевик, — очень тихо! Достань пистолет двумя пальцами! Медленно!
Буров, осторожно согнув в локте левую руку, начал медленно опускать ее под куртку, к поясу.
— Двумя пальцами! — не отрывая от него испуганного, напряженного взгляда, крикнул длинноволосый. — И брось мне! — Не выдержав, направил пистолет на невозмутимого Бурова.
Рядом с домом чуть слышно хлестнул выстрел. Попав боевику между глаз, пуля впечатала его голову в прутики кроватки. Прыгнув вперед, Лев выхватил из рук заваливающегося на бок боевика перепуганного ребенка. Обхватив его сильную шею, крепко прижавшись мелко подрагивающим телом, ребенок громко, навзрыд заплакал. Лев осторожно гладил твердыми сильными пальцами его по голове. На обычно непроницаемом, бесчувственном лице явно угадывались растерянность и смущение. В комнату, покряхтывая и что-то бормоча, вошел седобородый. Увидев обращенные к нему с немой мольбой глаза Бурова, осторожно оторвал ребенка от его шеи, покачивая, унес в соседнюю комнату.
— Лихо ты их, — одобрительно сказал вошедший Охотник. — Я из машины через прицел смотрел. Стрелять не мог, вы все время передвигались. А когда этот, — он кивнул на длинноволосого, — на тебя пушку наставил, я и… — он хищно улыбнулся.
Не отвечая, Буров бросился в комнату, где началась схватка. Осмотрел лежащих боевиков. Присев возле «сомбреро», несильно щелкнул его указательным пальцем по распухшему окровавленному носу.
— Не бей! — дернувшись, тот открыл глаза и со страхом уставился на Льва. — Не надо! — умоляюще крикнул он.
— Где Алла Бочарова и мужчина, которых вы забрали в Вороновке? — глухо спросил Лев.
— Я их не брал! — пронзительно запротестовал тот.
— Где они? — повторил вопрос Буров.
Из вагонов, по-русски торопясь и толкаясь, выходили пассажиры.
— Эх, Россия-матушка, — ворчливо проговорил стоявший перед Психом сухой старичок. — И все-то мы торопимся, все нам некогда.
Улыбнувшись, Смирнов хотел что-то сказать. Но ухватившая его за шиворот сильная рука буквально вдернула назад. Рванувшись, он хотел обматерить отпустившего его Лютого.
— Менты! — приглушенно выдохнул тот.
Повернувшись к окну, увидел небольшую группу людей в милицейской форме. Бросив руку к поясу за пистолетом, отскочил от окна. Неожиданно на перроне сухо треснули выстрелы. Перекрывая их громкими воплями, пассажиры тесной толпой бросились к зданию вокзала.
— Вон они! — услышали смешавшиеся с вбежавшими в вагон пассажирами уголовники. — Двое!
Быстро отдаляясь, снова прозвучали выстрелы. Возле вагона, раскинув руки, лежал мужчина с короткими, густо посеребренными сединой волосами. Белая рубашка на груди быстро окрашивалась в темно-багровый цвет.
— Леонид Федорович, — присев возле него, негромко проговорил плотный полковник милиции. — Что же я твоей семье скажу?
На бегу меняя обойму, худощавый мужчина зло выкрикнул:
— Видишь, как нас! Использовали, суки! А говорили, прикроют!
Обернувшись, кавказец трижды выстрелил в преследующих их четверых милиционеров.
— Говорил же, в Нижнем надо бы…
Приостановившиеся милиционеры дружно выстрелили. Две пули, надорвав бедро кавказца, бросили его на рельсы. Невысокий с тремя пулями в спине с маху грохнулся на перрон. Кавказец попытался подняться, но вскрикнул и схватился за правое бедро. Увидев на руках кровь, затравленно оглянулся на бегущих к нему милиционеров, подхватил скользкими от крови пальцами пистолет, что-то гортанно вскрикнул и, сунув ствол в рот, нажал на курок.
— Забираем у проводника ключ от двери, которая на другую сторону, откроем и валим! — прохрипел Лютый.
— Не гони лошадей, — неожиданно спокойно проговорил Псих. — Сейчас пассажиров гнать от вагона начнут. Лапами харю закрывай, повизгивай от страха, и с толпой вперед, — втираясь между истошно кричащими женщинами, закончил он.
Дубов последовал совету подельника. Окружив тело убитого мужчины, милиционеры криками подгоняли оставшихся в вагонах пассажиров.
Кралин вошел в комнату и удивленно остановился. Радостно улыбаясь, Дьячкова что-то негромко напевала и кружилась в вальсе. Заметив его, она протянула руки:
— Иди, Славик! Будем танцевать! Впрочем, нет! Сначала будем пить шампанское. — Нина подбежала к уставленному бутылками шампанского, фруктами и шоколадом столу.
— Что с тобой?
— Со мной? — засмеялась она. — Ничего!
— Тогда по какому поводу все это? — Он провел рукой над столом.
— Я праздную победу! — воскликнула Нина. — Свою победу. Чего не удалось моему так называемому папуле, — Нина презрительно фыркнула, — признанному Старику, — удалось мне! Я рискнула и выиграла!
Кралин с изумлением смотрел на нее. Увидев его недоумение, Нина снова рассмеялась.
— Ты можешь наконец объяснить мне причину твоего торжества? — уже с трудом сдерживаясь, спросил он.
— Я уничтожила Черкесов! — торжественно заявила Дьячкова. — Это пытались сделать многие. А я смогла заставить их убить друг друга!
— Ты имеешь в виду, — осмысливая услышанное, медленно начал он, — эту непонятную бойню на даче Черкесов?