— У меня не выходит из головы Гвоздев, — произнес Ворохтин. — В том, что за всем этим стоит Саркисян, я не сомневаюсь. Но чьими руками он все это делает? Руками Гвоздева?
— Что делает? — не поняла Кира.
Ворохтина злило, что Кира его не понимает.
— Ты что думаешь? — спросил он, остановившись перед ней и закрыв собой солнце. — Что Павлов шел по пляжу к воде и заметал за собой следы? Чушь! Это убийца Павлова, уходя с пляжа, заметал за собой следы.
— Убийца? — повторила она. Журнал съехал с ее колен, упал на траву и раскрылся. На глянцевой странице загорелый мускулистый мужчина рекламировал изящные трусы в полоску.
— Убийца! — подтвердил Ворохтин. — И Павлов и Лена были убиты. Не хочешь написать об этом статейку? Или взять у меня интервью на эту тему?
С пляжа донесся дружный смех. Монтажер отбил мяч в прыжке, и тот, сделав свечку, упал Гвоздеву на голову. Помреж с виноватым видом чесал темечко, а монтажер костерил его.
— И он будет убивать дальше, — сказал Ворохтин, глядя на Гвоздева. — Рейтинг передачи взлетит еще выше, рекламодатели начнут давить друг друга в очереди, а продюсер будет грести деньги лопатой, пока не останется последний робинзон… Интересно, Саркисян уже решил, кто останется?
— Неужели это мог сделать Гвоздев? — произнесла Кира. — Такой интеллигентный молодой человек! А как же он добирался до островов? Моторки ведь у всех на виду. А только попробуй заведи — такой треск начнется!
— А зачем моторка? Он, как и ты, мог приплыть на обычной весельной лодке.
— До Первого еще можно доплыть на веслах. А сколько придется грести до Четвертого? — возразила Кира.
— Для здорового парня это не проблема, — ответил Ворохтин. — Кстати, а где ты брала лодку?
Кира махнула рукой в сторону:
— Вон, видите постройки? Это детский лагерь. Там же есть лодочная станция. — И тотчас ее осенило: — Хотите, я схожу туда и спрошу, кто и когда брал напрокат лодку?
Ворохтин скептически посмотрел на Киру.
— Так тебе и скажут!
— Скажут! — заверила она. Она загорелась этой идеей и вскочила с шезлонга.
— Очень хочется?
— Как вы не понимаете! Это же настоящее журналистское расследование!
— Понимаю. Жареных фактов захотелось. Сенсации.
Кира стиснула губы и гордо вскинула голову.
— Скажите мне, пожалуйста, за что вы так ненавидите журналистов?
— А ты мне скажи: что ты все время паришься в своей штормовке?
— Не ваше дело! — обиженно ответила Кира и, повернувшись, быстро пошла по берегу в сторону детского лагеря.
— Твои соперники, поди, сейчас с голодухи пухнут, а ты кашу с мясом жрать будешь, — сказал Безымянный, помешивая ложкой в котелке. — Совесть не мучает?
Примус тихо гудел, бездымное синее пламя было неподвижным, словно выточенный из лазурита конус, перевернутый кверху дном.
Лагутин натянуто усмехнулся, пожал плечами и пробормотал:
— Каждый по-своему устраивается в этой жизни.
— Ах, сукин ты сын! — покачал бритой головой Безымянный, зачерпнул ложкой кашу и подул на нее. — Устраивается! Да если бы не я, жрал бы ты сейчас заячью капусту вприкуску с мухоморами!
— Будем считать, что мне повезло, — мягко отступил Лагутин.
— Вот именно, повезло! — согласился Безымянный, раскладывая кашу по мискам. — «Пол-лимона» заработаешь, не голодая и ничего не делая! Такой халявы мне даже во сне не увидеть! Я вот таксиста ножиком припугнул и какие-то гребаные десять тысяч рублей из его карманов вытряхнул. А получил за это девять лет с конфискацией. Считай, по году за каждую тысячу. Сколько тебе пришлось бы сидеть за пятьсот тысяч? Пятьсот лет? Эх, мама не горюй!
Он тихо засмеялся, показывая мелкие гнилые зубы, и в уголках его хитрых и жестоких глаз веером собрались глубокие морщинки.
— А почему ты говоришь «пол-лимона»?.. — осторожно произнес Лагутин, принимая из рук рецидивиста миску с горячей кашей. — Мы же договорились, что я отдаю тебе четыреста, а себе оставляю шестьсот.
— Инфляция, фраерок, — ответил Безымянный. — Каша с сегодняшнего дня здорово подорожала на нашем острове. Если не нравится — иди, поищи дешевле.
Лагутин молча пожал плечами, словно хотел сказать: будь по-твоему, пятьсот так пятьсот. Он боялся спорить с Безымянным. Этот уголовник, бежавший из колонии строгого режима, вызывал у него страх и брезгливость. О первой их встрече Лагутин не мог вспоминать без содрогания. За несколько минут до сеанса связи на Лагутина неожиданно напал какой-то жуткий небритый человек с гнилыми зубами, привязал к дереву, стал бить в живот и при этом истерически кричать: «Мент поганый!! Выследил меня, да?! Месяц никто выследить не может! Ах ты, гнида! Падла! Ну признайся же, что ты мент!! Признайся, сука, а то кишки выпущу!!»
И он в самом деле стал размахивать ножом у самого лица Лагутина, словно кишки находились у того во рту. Лагутин тогда здорово сдрейфил и мысленно распрощался с жизнью. Но бритоголовый незнакомец, покрытый татуировками, быстро остыл и стал рассматривать вещи Лагутина. Он поддел ногой котелок, потом попробовал остроту тесака на своем ногте и пощупал одеяло. При этом он с опаской поглядывал на камеру, не смея приблизиться к ней или попасть в поле ее зрения.
«Ну признайся, что ты мусорок!» — уже почти миролюбиво сказал он, вытаскивая из кармана Лагутина радиостанцию. — Я такой базарник только у ментов видел!»
Лагутин клялся, убеждал, доказывал, что он участник шоу «Робинзонада» и никто не догадывается, что помимо него на этом острове есть еще кто-то, что милицию он сам не уважает и рад отдохнуть от нее на этом острове… Безымянный как будто поверил. Но едва Лагутин попросил, чтобы тот дал ему возможность включить камеру и выйти на связь с базой, как все началось сначала. «Ты меня продать хочешь, хорек вонючий?! — орал Безымянный. — За фраера меня держишь?» Тут уже и у Лагутина нервы не выдержали. «Да ты себе только хуже делаешь! — крикнул он. — Если я не выйду на связь с базой, сюда спасатели припрутся!»
Увидев моторку, которая приближалась к острову, Безымянный заволновался и отвязал Лагутина. «Делай что хочешь, — сказал он ему, — но чтобы на остров никто не высадился. Иначе перережу тебе горло быстрее, чем лодка причалит!»
К счастью, все обошлось. Лагутин крикнул спасателю, что у него все в порядке и в помощи он не нуждается.
Мало-помалу Безымянный начал доверять Лагутину. С наступлением темноты он привел его к маленькой рыбацкой палатке, рядом с которой, в засыпанной листьями яме, хранились дюжина консервных банок, пакеты с крупой, чай, сахар и супы быстрого приготовления, а также примус и канистра с бензином.
Первую ночь Лагутин спал под открытым небом, привязанный веревкой к дереву. Наутро Безымянный накормил его гороховым супом с сухарями, а на десерт предложил кружку чифиря.