Доносившийся непонятно откуда. Но секьюрити мгновенно определил направление:
— Туда!
И, ловко перепрыгивая через торчащие корни и огибая деревья, побежал на крик.
У нас с Марфой так ловко не получалось, но мы тоже продвигались следом довольно быстро.
А крик становился все громче.
И вот уже я вижу бегающую вокруг чего-то Кошамбу. Она бодает это что-то лбом, словно уговаривая: «Ну вставай, ну пожалуйста!», и плачет, плачет, плачет…
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть она толкает не что-то, а кого-то!
Ведь когда из живого существа уходит жизнь, он и превращается из кого-то во что-то…
Александр уже стоял над Карпухой на коленях, когда мы с Марфой добежали до несчастного кота.
— Господи, пушистик, кто ж тебя так?! — я упала на колени рядом с Дворкиным, мгновенно задрожавшими пальцами осторожно прикасаясь к окровавленной голове кота.
И не только голове — все тело животного было покрыто засохшей кровью, задняя лапа неестественно вывернулась, на боку виднелась жуткого вида рана…
Но он был жив!
Когда зазвучал мой голос, янтарные глаза Карпова приоткрылись. Пусть на мгновение, но приоткрылись!
— Живой! Марфинька, он живой! — я судорожно вцепилась в руку присевшей рядом женщины. — Ты ведь ему поможешь?
— Дай-ка гляну, что с беднягой.
— Похоже, под машину попал, — глухо произнес Дворкин. — А, учитывая отдаленность оживленных трасс, кот долго полз домой уже таким. Искалеченным… Как он вообще смог?!
— К Кошамбе шел, попрощаться, наверное… — всхлипнула я, прижав к себе дрожащую кошку. — И она его услышала, утром чуть окно не вынесла, стремясь к нему.
— Может быть, может быть, — вздохнул Александр, наблюдая за манипуляциями Марфы — та как раз ощупывала сломанную лапу.
Затем повернулась к Дворкину:
— Мне две ровные ветки нужны, короткие и прочные.
— Шину наложить?
— Да.
— А чем привяжешь?
— Тем же, чем и перевязывать буду, — Марфа стянула с головы платок и начала рвать его на полоски. — Быстрее, Саша. А я пока кровь хоть чуть-чуть оботру.
Она принялась ласково и нежно стирать кровь с взъерошенной шерстки, что-то приговаривая при этом, нашептывая, заговаривая боль.
И — вот удивительно! — спустя пару минут Карпов снова открыл глаза и еле слышно мяукнул.
— Да, мой хороший, да, я понимаю, — улыбнулась Марфа. — Я тоже тебя рада видеть, Атосюшка! Где ж ты пропадал, бродяга? Небось хозяина искал? Так нет его здесь, Павлушеньки нашего, нет…
Услышав имя хозяина, кот мяукнул громче и как-то странно завертел головой. Вернее, попробовал вертеть, но только вскрикнул от боли.
— Не дергайся, дурачок, — придержала кота Марфа. — Ты же весь разбитый, тебе нельзя дергаться. Я сейчас и шею твою осмотрю, в порядке позвоночник или… так, а это что?
Марфа нахмурилась и склонилась над котом ниже, к чему-то присматриваясь.
— Что ты там такое увидела? — озадаченно приподнял брови вернувшийся с веточками для шины Дворкин.
— Да ошейник вроде. Только прозрачный какой-то, с ходу и не заметишь — весь кровью залит.
— Ошейник?!
— Ну-ка, дай гляну, — Дворкин передал Марфе принесенные ветки и присел рядом с котом. Аккуратно приподнял слипшуюся коркой шерсть на шее Карпова и удивленно присвистнул. — Ого! Там действительно что-то типа ошейника. А внутри бумага видна.
— Бумага? — сердце радостно трепыхнулось. — Наверное, письмо! А никого, кроме Павла, Карпушка к себе не подпустил бы! Получается…
— Нашел он все-таки Пашеньку, — ласково погладила мордочку животного Марфа, — нашел! Ты мой славный, ты мой хороший! Вот зачем он полз из последних сил — весточку от хозяина доставить!
— Поверить не могу! — Александр как-то по-новому, с уважением, взглянул на тяжело дышащего Карпуху. — Если это действительно послание от Павла — как, КАК кот сумел отыскать его в гигантской Москве?!
— А коты вообще загадочные животинки… — Марфа аккуратно соединила сломанную лапу и приложила к ней ветки. — Варя, помоги мне.
— Что делать?
— Приматывай шину к лапе, ровно и плотно.
— Боюсь.
— Чего?
— Больно Карпушке сделать боюсь. Он и так натерпелся, бедный!
— Потерпит еще немножко, если что. Атосюшка у нас сильный. Давай, не тяни! Поскорее чтобы домой его отнести да лечить серьезно начать. И послание Павлушино с шеи снять.
— А почему сейчас нельзя? — нетерпеливо нахмурился секьюрити.
— Потому. Видишь, плотно как сидит? Только ножничками и можно будет срезать, причем махонькими, которыми барышни ноготки свои стригут.
— Маникюрными? — уточнила я, сосредоточившись на накладывании повязки.
— Во-во, этими. Так что подожди, Саша, скоро все узнаем. А что касаемо того, как Атос Пашеньку нашел — у них с детства Атоскиного связь была, я прямо диву давалась. Порой казалось — они разговаривают. Без слов, смотрят друг на друга и говорят.
— Учитывая способности Павла, вполне допускаю, — кивнул Дворкин.
— Что ты там допускаешь?
— Что Павел умеет настраиваться не только на людей, но и на животных. И внушать им…
— Ничего Пашенька Атосу не внушал! Говорю же — разговаривали они!
— Хорошо, разговаривали, только не злись!
— Ничего я не злюсь. Ты понять не мог — как Атос хозяина нашел, я тебе и поясняю. Метался небось котейка наш по Москве, искал, звал. И Паша откликнулся. А может, Атос и сам на него был настроен, как на магнит какой. Ведь коты иногда годами домой идут за тысячи километров. И люди всегда удивляются — как так? А вот так. И Паша к себе Атоса притянул. Все, Варя, достаточно. Дальше я сама.
Я с облегчением уступила право закончить, мне бинтование этой несчастной лапы и так далось непросто. Во-первых, я чувствовала, как Карпуха иногда вздрагивал от боли под моими руками. А во-вторых, очень мешала Кошамба, норовившая все время сунуть нос мне под руки, проверить — как там дела у ее мужчины.
Марфа ловко закрепила концы повязки, затем повернулась к Дворкину:
— Его бы на что-то типа носилок положить не мешало, а то боюсь, если просто на руки взять, внутренние повреждения осложнить можно. Если они есть, конечно. Котейку по-любому надо будет в хорошую ветеринарную больничку отвезти, ему рентген нужен. Я могу наружные раны вылечить, а вдруг что внутри?
— Отвезем, Марфа, отвезем, — кивнул Александр. — Я сам повезу. А сейчас — вот, сделаем из этого носилки.