Разговор начали, когда нам принесли заказ. И то не сразу, поскольку оба были голодны, усиленно налегли на мясо. Первым начал Коробов…
— Значит, ты ведешь собственное расследование убийства Санина? — хмыкнув, спросил Володя.
— Я лицо подневольное… Поручили, и веду.
— Особой исполнительностью, насколько мне известно, ты никогда не отличался, — наполнил фразу иронией Володя. — Выслушивал распоряжения начальства, истово кивал головой и делал серьезные глаза, соглашаясь для видимости, еще и верноподданнически каблуками щелкал, а сам делал все по-своему.
— Есть такое, — с легкой улыбкой признался я. — Но иначе же не интересно… А что, это было действительно убийство? — спросил я в свою очередь.
— Мы классифицируем случай как «нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть человека», — сухо ответил Коробов, как отвечают работники пресс-служб на вопросы журналистов.
— Потому что после нанесения удара по голове Санин был еще жив?
— Да, — коротко ответил мой университетский товарищ, отрезав от мяса еще маленький кусочек.
— И его потом кто-то добил… — продолжил я.
— Похоже, — нехотя произнес Коробов.
— А почему он не кричал, не звал на помощь? — спросил я.
— После того, как его ударили и он на время лишился чувств, ему заклеили скотчем рот, — ответил Володя. — Так что сам понимаешь: промычать еще что-то можно, а вот крикнуть в полный голос — нельзя…
— Про скотч официально установлено?
— Да, — снова коротко ответил Коробов.
— Понятно, — я отхлебнул из фужера минералки. — Но ты сам говоришь — убийство? А это совсем другое, нежели пьяное выяснение отношений и «нанесение тяжких телесных повреждений»…
— Все указывает на то, что убийство замышлялось заранее, то есть было тщательно спланировано, — сказал Володя. — Отсюда и скотч, и отсутствие следов. Все тщательно стерто. Стерильно! Если, конечно, не считать потоков крови… После бытовухи, как правило, следы остаются, даже если их и пытались уничтожить…
— А следы должны быть, — уверенно сказал я и демонстративно посмотрел в сторону.
— Почему? — попытался поймать мой взгляд Володя, что у него не получилось.
— А когда было совершено убийство? — ответил я вопросом на вопрос. — Что говорит заключение?
— Я и так тебе много уже сказал, — ответил Коробов немного обиженно.
— Но я дал вашему управлению мужика в кепке, — парировал выпад. — Кстати, что с ним? Дает показания?
— Ищем, — коротко ответил Коробов. — Так почему же в квартире Санина должны были остаться какие-то следы? И какие? — поймал, наконец, мой взгляд Володя и строго посмотрел на меня.
— Ты не ответил, когда убили Санина, — выдержал я его взгляд.
— Медицинское заключение гласит: время убийства — от шести до девяти часов вечера, — неохотно ответил Коробов.
— А о чем еще гласит медицинское заключение? — мягко и ненавязчиво поинтересовался я.
— Ты мне не ответил, почему в квартире Санина должны были остаться следы? — спросил Володя, уже имея на то полное основание. — Ты знаешь что-то конкретное?
— Знаю… Потому что чуть ранее и в означенные медицинским заключением часы Санин пил на своей квартире водку с тремя мужиками, — сказал я и победно посмотрел на собеседника.
— Что за мужики? — стараясь не выказать особого интереса, спросил Володя Коробов.
— А что еще написано в медицинском заключении? — не собирался отвечать первым я.
Следователь Главного следственного управления по городу Москве Коробов какое-то время молчал. Очевидно, прикидывал, можно ли говорить то, что он намеревался сказать. А потом, правильно решив, что сказанное им сейчас мне, так или иначе, но все равно в скором времени станет известно ушлым московским журналистам либо через доктора, проводившего вскрытие, либо через других работников управления, ответил:
— Еще в медицинском заключении написано, что на теле Игоря Валентиновича Санина имеются многочисленные гематомы. У него ссадины на коленях, что указывает на то, что он падал на колени и потом полз, и в кровь разбиты костяшки пальцев на правой руке. Это свидетельствует, что он оказывал посильное сопротивление, и на теле напавшего или напавших на него тоже должны быть синяки и кровоподтеки. — Коробов замолчал и уже без обиняков и с нескрываемым интересом и даже волнением спросил: — Ну, говори теперь: чего накопал про этих мужиков?
— И скажу, — я задиристо и с некоторым превосходством посмотрел на Володьку: — Мне известно, исходя из разговора, или показаний по-вашему, соседки Санина с третьего этажа гражданки Монаховой Милицы Васильевны, что Санин в день и вечер убийства выпивал с тремя мужиками у себя на квартире. Причем денег на водку он дал сам и сам же пригласил их к себе на квартиру. Что? — Я с удовольствием посмотрел на слегка вытянувшуюся физиономию Коробова. — Интересная информация?
— Интересная, — признался он. — А она, тетка эта, ничего подобного нам не сказала…
— Потому что вы об этом ее не спрашивали, — иронически заметил я. — Вас ведь только шум интересовал, который мог доноситься из квартиры, чтобы определить время убийства, да не появлялись ли подозрительные посторонние личности. А эти мужики — не подозрительные и не посторонние, а свои, со двора…
— Молодец, — сказал Коробов. — Признаю. Ты научился работать.
— То-то же, — улыбнулся я. — И с двумя мужиками из трех, что пили на квартире Санина, я уже поговорил, — добавил я и победно посмотрел на собеседника, быстро проглотившего кусок мяса, не дожевав. — Одного мужика зовут Гришкой, а другого — Васькой.
— И что же они говорят? — остро посмотрел на меня мой собеседник из Главного следственного управления.
— Ишь, какой быстрый, — усмехнулся я. — А что говорит протокол осмотра места происшествия?
— Ну-у… что, в комнате ничего не пропало, да там и пропадать было нечему, поскольку квартира куплена Саниным для того, чтобы ото всех прятаться на время, — вполне охотно произнес Коробов. — Убогая, надо сказать, комнатенка… Тело его лежало ногами к двери, головой к балкону. Вся квартира, включая и кухню, испачкана в крови. Одет он был в брюки, футболку и куртку. На ногах обуви не имелось, и носки были пропитаны кровью, что указывает на то, что он был еще жив после удара по голове…
— Ну, это мне все известно, — насмешливо сказал я. — Ты мне скажи то, чего я не знаю.
— А откуда тебе это известно? — спросил Володя ради того, чтобы оттянуть время и прикинуть в уме, что еще можно сказать мне, а чего нельзя.
— От той же самой Милицы Васильевны, — ответил я. — Ей ваша основная свидетельница, Клавдия Печенкина, все рассказала. Как и остальным жителям подъезда, а может, и всего дома, кто ее об этом спрашивал. Так что ты пока мою карту не покрыл.