— Покажет. Пусть только попробует не показать.
Без ведома Насти подруги договорились с Эдиком и Лисицей следующим образом. Как только все трое приедут на место и убедятся, что Борис там, подруги позвонят своим защитникам и сообщат им точный адрес своего пребывания.
— И чтобы вы сразу же после этого выезжали! — строго велела Кира мужчинам.
— Вы можете нам там понадобиться! — мило добавила Леся, перехватив в последний момент у своей подруги телефонную трубку.
Борис был дома. Когда он сразу же открыл дверь, на его лице играла приветливая улыбка. Но при виде явившихся с Настей двух подруг улыбка его моментально потухла. Впрочем, Борис не растерялся, правила хорошего тона, привитые ему с детства, помогли ему. Он вновь заулыбался и засуетился.
— У нас гости! Это немного неожиданно, но тем лучше. Позвольте за вами поухаживать, дорогие женщины.
Он помог раздеться Насте, принял и повесил плащ Леси, пальто Киры, потом пригласил их в комнату. Но прежде чем пройти в гостиную, подруги, разумеется, разулись и уже босиком пошли по квартире.
Борис направился следом за ними, твердя:
— Мне так неудобно, вам не следовало разуваться, здесь нет тапочек…
— Все прекрасно.
— Наверное, вам холодно.
— Тут полы с подогревом.
— В самом деле? — обрадовался Борис. — Надо же… Понимаете, эта квартира не моя, я даже этого еще и не заметил.
— Значит, вы живете тут недавно? А откуда вы прилетели?
— Израиль, — коротко ответил Борис. — Опережая ваши вопросы, сразу же скажу, что эмигрировать на историческую родину — это было не мое решение. Так решили мои предки. Сам я в тот момент был слишком мал, и мнением моим никто не соизволил поинтересоваться.
— А если бы вас все-таки спросили?
— Я бы однозначно воскликнул — нет! И моим родителям стоило бы прислушаться. Ведь как известно, устами младенцев глаголет истина.
— Вам там не нравится?
— Я предпочту не отвечать на этот вопрос. Скажу лишь, что мне по душе холод, а не жара. И я люблю дождь, а не засуху.
Что ж, это был не тот вопрос, на который подругам позарез требовался точный ответ. А вот зачем Борис прилетел в Питер, это их интересовало куда больше.
— Может быть, чаю или кофе? — вспомнив об обязанностях хозяина, предложил Борис.
— Да, можно.
Борис встал с кресла, в которое он только что сел, но Настя не дала ему сделать ни шага.
— Сиди, пожалуйста, Боря! — кинулась она к нему. — Я сейчас погрею ужин, перекусим и заодно поговорим.
— Я не возражаю, — мигом повеселел Борис, который, как и всякий мужчина, едва только речь заходила о еде, сразу становился добрее и мягче. — Целый день мотался по городу, здорово промерз да и проголодался как собака.
Настя направилась в кухню, а подруги сочли ситуацию удобной, чтобы задать Борису интересующий их вопрос:
— Вам удалось узнать, что случилось с госпожой Луговой?
Борис откинулся на спинку кресла и внимательно взглянул на подруг.
— Я так понимаю, Настя уже ввела вас в курс наших с ней проблем?
— Да. Она нам все рассказала без утайки.
— Ох уж эта мне женская дружба и безоглядная откровенность, — усмехнулся Борис. — Как только вы остались втроем сегодня утром, я сразу же понял, что Настя вам все выболтает.
— О какой дружбе вы говорите? Мы с Настей были едва знакомы.
— Дружба, как и любовь — это удивительные вещи. Они посещают нас в один миг, проявляясь независимо от нас самих и наших пожеланий. Вы разговаривали с Настей так, что я понял, вы ее подруги или, во всяком случае, будущие подруги.
Эти рассуждения были сыщицам понятны. Но Кира все же сочла своим долгом внести окончательную ясность и сказала:
— Настя попала в трудное положение, девушка просила у нас совета.
— И чем же вы можете ей помочь?
— Мы хоть и детективы-любители, но расследовали несколько громких дел. В том числе и убийства.
Борис выразительно изогнул левую бровь. Этот жест мог означать как легкую степень недоверия, так и восхищение. Подруги невольно залюбовались этим мужчиной. До чего же хорош! И красив, и обаятелен, и к тому же прекрасно знает о своей власти над противоположным полом. И не исключено, что властью этой охотно пользуется. Если он полюбит Настю, ей крупно повезло. Но если он хочет всего лишь использовать девушку в своих целях, то бедная Настя! Устоять перед обаянием Бориса ей будет чертовски трудно.
— Борис, буду говорить с вами откровенно, мы не можем оставить с вами Настю пока не убедимся в вашей благонадежности.
— Забавно. И как же вы попытаетесь ее у меня забрать? Что, если она не захочет уходить от меня? Вы, женщины, такие странные существа, вы любите, обожаете тех людей, кого любить, казалось бы, и не за что.
— Но в случае с Настей это не сработает. Она уже намучилась с одним недостойным мужчиной. Теперь она заслуживает хорошего парня.
— Повторяю, даже если я ее и недостоин, как вы собираетесь объяснить это самой Насте? Она может пожелать остаться со мной, чтобы лично убедиться в том, насколько я хорош или плох.
— Если вы не расскажете нам о себе всей правды, мы немедленно звоним родителям Насти и объясняем им, что дочь нужно срочно спасать.
— И что? — насторожился Борис. — Они примчатся сюда?
— Незамедлительно. И надо полагать, что вашему уютному и интимному общению с Настей придет конец. Даже если родители и не утащат ее силой, они все равно не дадут вам расслабиться, будут доставать вас своими звонками и визитами.
— Только не это, — содрогнулся Борис, и было непонятно, поверил он подругам или просто изображает страх. — Я готов рассказать вам все, что угодно, лишь бы оттянуть знакомство с родителями моей подруги. Полагаю, вас интересует моя личность?
— Да. Интересует.
— Извольте.
И Борис достал синюю книжечку, на которой красовался герб Государства Израиль.
— Смотрите, изучайте, мне скрывать нечего.
Подруги изучили. Фотография была Бориса. А вот имя стояло другое: Шломо — Соломон Кох.
— Почему же вы назвались Борисом?
— Мне не нравится мое имя. Предпочитаю, чтобы меня называли Борисом. А что? Вы имеете что-то против этого?
— Нет, все в порядке. Значит, вы гражданин Израиля. И зачем вы прилетели в Россию?
— Я вам уже объяснял. Амелия — моя клиентка. Она вызвала меня, как эксперта.
Ага, хоть что-то проясняется.
— Какую экспертизу вы должны были провести? Криминалистическую?
— О, нет, — усмехнулся Борис. — В полиции я никогда не работал. И с криминалом до моего приезда в Россию и смерти Амелии дела не имел. Порученная мне экспертиза совсем иного рода.