— Вы очень добры, — услышала я голос Люсии. — И ваши чувства мне понятны: у меня тоже голова идет кругом.
Я подняла взгляд и увидела, что она улыбается.
— Извините, — неловко пробормотала я. — Я не хотела… просто… я была бесконечно одинока здесь и страстно мечтала о друге… Но вы, безусловно, потрясены стократ сильнее меня — ведь вся ваша жизнь меняется у вас на глазах.
— О да… и все же мне кажется, я всегда ожидала чего-то подобного. В конце концов, моя матушка какой была, такой и осталась для меня. Все это не означает, что она любила меня меньше, чем я думала. Наоборот — больше, гораздо больше… как представишь, какие душевные муки она терпела каждый день.
Я уже понимала, что не могу потерять Люсию. Дядя Джозайя придет в полнейшее замешательство, но если я стану оплачивать ее содержание…
— Люсия, — решительно сказала я, — почему бы вам не поселиться здесь со мной, чем жить в гостинице? Вы можете занять спальню этажом ниже; нам нужно будет хорошенько проветрить комнату и подыскать вам мебель, но это не составит труда.
Губы Люсии легко прикоснулись к моей щеке, и я ощутила тепло ее дыхания.
— Я бы с радостью, но мне неловко навязываться, а кроме того, ваш дядя…
— Дядю Джозайю придется поуговаривать, но это я беру на себя. А если вы согласитесь иногда помогать в лавке, уговорить его будет значительно легче. Почему бы вам не остаться на ужин — сегодня вторник, значит, подадут, боюсь, баранину в остром соусе — и не познакомиться с ним? А потом мы с вами сможем снова подняться сюда и разговаривать сколько душе угодно.
Люсия для приличия поотнекивалась, но вся просияла от облегчения и радости, когда я позвонила Шарлотте и велела ей предупредить миссис Эддоуз, чтобы приготовила ужин на трех персон.
— Я уверена в одном: наши матери продолжали переписываться, — сказала я, когда мы с Люсией опять остались наедине. — Они любили друг друга, и из писем видно, что Розина всецело доверяла Эмилии. Мы должны убедить мистера Ловелла показать нам остальные бумаги. Допустим… согласитесь ли вы, Люсия, раскрыть вашу тайну мистеру Ловеллу при условии строжайшей конфиденциальности? Все-таки он мой поверенный; я убеждена, он вас не выдаст.
— Пожалуй, — с сомнением проговорила она, — но, если честно, Джорджина, я предпочла бы никому не рассказывать — по крайней мере, до поры до времени. Столько всего еще нужно понять… осмыслить. Может, вы просто скажете, что у вас возникли некие обстоятельства, в силу которых вам жизненно необходимо увидеть эти бумаги? А если поверенный ответит отказом, вы настоятельно потребуете, чтобы он сообщил вам, в чем заключается таинственное условие, поставленное вашей матушкой?
— Да, конечно, я так и сделаю. Просто я думаю… ведь она наверняка знала о вашем существовании. Может, условие как раз и состоит в том, что мы с вами должны познакомиться?
— Возможно, — промолвила Люсия по-прежнему нерешительно. — И тем не менее мне хотелось бы пока что сохранить свою тайну.
— Да-да, разумеется. Мы не расскажем ни единой душе. Ах, какая жалость, что мы с вами не встретились раньше! Я все не возьму в толк, почему же вы не приехали к нам в Нитон. После смерти законного супруга — а скорее всего, ваша матушка действительно состояла в браке с Жюлем Эрденом; иначе откуда бы у нее взялся доход? — так вот, после смерти законного супруга она могла бы жить с нами, ничего не опасаясь. Даже Томас Вентворт не осмелился бы послать в Нитон наемных убийц. Мы знали всех фермеров в округе, и они приглядывали бы за нами. А тетушка моя вообще не ведала страха; она держала в судомойне старый мушкетон, на случай грабителей, и без раздумий воспользовалась бы им. «Любого головореза, который к нам сунется, я в два счета упрячу за решетку», — часто повторяла она. Вот мне и непонятно, как Розина могла чувствовать себя в большей безопасности за границей — особенно после трагической гибели бедной Клариссы?
Люсия недоуменно потрясла головой.
— Остается лишь предположить, что встречи с людьми из своего прошлого — вроде несносной миссис Трейл и ее дочери — она боялась больше, чем своего отца.
— Но если все знали вашу матушку под именем мадам Эрден, с какой стати было ей волноваться, что там думают о ней Трейлы? Когда на континенте она ежедневно рисковала погибнуть от руки наемных убийц? Вы же считали Жюля Эрдена своим отцом до сегодняшнего дня. Нет, я решительно не понимаю, почему она не пожелала вернуться в Англию.
Меня вновь одолели тяжелые сомнения: можно ли утверждать наверное, что все это нечто большее, чем просто удивительное совпадение?
— Мне кажется, я никогда до конца не верила, что Жюль Эрден — мой отец, — задумчиво произнесла Люсия. — Мама всегда говорила о нем в очень туманных выражениях; я даже не представляю, как он выглядел.
— То же самое и с моим отцом. — Почему-то эта мысль немного меня успокоила, но сомнения не рассеивались, пока я вдруг не вспомнила, где Люсия остановилась по приезде в Лондон.
— А где именно в Мэрилебоне находится ваша гостиница? — спросила я.
— На Грейт-Портленд-стрит.
— То есть через улицу от Портленд-плейс.
Ее глаза расширились.
— Даже при виде писем я не сообразила… такой выбор гостиницы просто показался мне естественным. Должно быть, меня безотчетно повлекло туда.
— И точно так же вы знали имя Томаса Вентворта — не сознавая, что знаете.
— Что же еще скрывается в темной глубине моего сознания, готовое всплыть в любой момент? Мне это не нравится, но все же… — Она решительно вздернула подбородок и сделала отметающий жест. — Что бы ни случилось, теперь мы с вами есть друг у друга.
Перспектива ужинать в обществе постороннего человека — тем более молодой женщины, едва мне знакомой, — повергла дядю Джозайю в совершенное замешательство, но Люсия была столь мила и задала столько вопросов про книжную лавку, что под конец я уже и не знала, как нам от него отделаться. Слава богу, к прошлому Люсии он проявил не больше интереса, чем когда-либо проявлял к моему прошлому. Я всегда изо всех сил старалась угодить дяде, но сейчас исполнилась решимости настоять на том, чтобы Люсия поселилась у нас, невзирая на все его возможные возражения; и как только мы с ней опять остались наедине, я твердо пообещала, что завтра же утром добьюсь такого разрешения.
Мы вышли из-за стола только в начале девятого. Я ожидала, что после ужина Люсия засобирается обратно в гостиницу, но Шарлотта разожгла камин в верхней гостиной, и моя гостья не выказала намерения уйти. Отблески огня дрожали у нее на щеке и играли в волосах, вспыхивая красными, медными и золотыми искрами при каждом движении головы. Французский акцент незаметно исчез, или я просто к нему привыкла. Мне не терпелось побольше узнать об их с Розиной жизни, которую я представляла весьма смутно, но я не хотела приставать к ней с расспросами, хорошо понимая, сколь сильно она потрясена вновь открывшимися обстоятельствами своей биографии. Люсия же, со своей стороны, горела желанием узнать о моем детстве в Нитоне всё вплоть до самых мелких и обыденных подробностей; когда я показала ей матушкину брошь в виде стрекозы, она долго зачарованно разглядывала ее, точно священную реликвию, медленно крутя в пальцах, отчего рубины сверкали алым огнем в свете камина.