В толпе попадались люди самых разных цветов кожи — от гуталиново-черных эфиопов до альбиносов-англосаксов. Даже маленький китаец налетел на Йосефа. Тот придержал торопыгу своей большой рукой. Китаец извинился на иврите и поспешил дальше. Весь этот интернационал, казалось, не замечал ужасающей жары и как ни в чем не бывало спешил по своим делам.
Зайдя в дом, я с облегчением перевела дух. Слава тому, кто выдумал кондиционер! Как там Артем — есть ли это благо цивилизации в том помещении, где держат мальчика?..
Георгий был уже дома — сидел в гостиной, уронив лицо в ладони. Сердце у меня остановилось на секунду. Неужели случилось страшное?
— Что? Говорите же! — Я подошла к Киприанову и тронула его за плечо.
Георгий поднял лицо. Оно было усталым, помятым, но следов слез на нем не было.
— Пока ничего нового, — тяжело вздохнул Киприанов.
— Что сказали в полиции? — нетерпеливо спросила я.
— Велели ждать! — пожал он плечами. — Сказали, что приняли к сведению и что свяжутся со мной сами.
Странно, конечно… Но у местной полиции свои методы работы. Обычно я доверяю профессионалам — до тех пор, пока они не облажаются. Что ж, придется ждать…
— Конечно, им нужно какое-то время, чтобы проверить полученную от тебя информацию, — кивнул Йосеф. — Анализ записи тоже занятие длинное. Что ты будешь делать?
Георгий потер висок.
— Наверное, поеду на работу. Там без меня вообще все встало. Не умеют работать без няньки, понимаешь ли. И этим людям я плачу большие деньги! За что, спрашивается?
Киприанов отправился в свой офис наводить порядок, Дебора тоже уехала по каким-то своим делам, и мы с Йосефом остались одни.
Мы снова и снова обсуждали похищение Артема, но, поскольку новой информации у нас не появилось, толку от этого занятия было немного. Так, способ скоротать время до звонка из полиции… Но до вечера никакого звонка не последовало.
Когда дневная жара спала, Йосеф поднялся и хлопнул себя по бритой голове:
— Все, хватит ворон считать! — эти слова он произнес по-русски. — Пойдемте прогуляемся. Хотите посмотреть Шук?
— Что, простите? — переспросила я.
— Знаменитый иерусалимский Шук Махане Иегуда. Попросту говоря, базар, понимаете? Там очень интересно, не пожалеете!
Конечно, я согласилась. Это было гораздо лучше, чем сидеть с Йосефом в каком-то очередном кафе. К тому же меня начинало слегка напрягать внимание подполковника. Я, конечно, понимаю, что произвела на него сильное впечатление — ведь он видел меня практически голой. Но это не повод таращиться на меня, как спаниель, часто дышать и заглядывать в глаза. Конечно, подполковник — весьма симпатичный тип. Как раз такие мне нравятся. У нас с ним много общего — он ведь солдат, ну и я в некотором роде тоже… Но романтические отношения — это то, в чем я меньше всего нуждаюсь сейчас, когда все мои мысли только об одном — как спасти Артема Киприанова?
Иерусалимский Шук оказался потрясающим местом. Мы гуляли по его рядам, как по музею. Горы фруктов — некоторые прежде мною никогда не виданные, целые прилавки овощей, груды маслин и орехов, мясо и рыба на льду, восхитительно пахнущий свежий хлеб, сладости… Одной халвы там было видов пятьдесят, не меньше. По узким проходам между прилавками текла нагруженная покупками толпа — многие катили тележки на колесиках, но никто ни на кого не налетал — ловко маневрируя, местные жители умудрялись как-то умещаться на крохотном пространстве.
Прямо под моим ухом раздался оглушительный вопль. Я подскочила на месте и обернулась, готовая к любым неприятностям. Но это оказался всего лишь продавец — молодой араб вопил, расхваливая свой товар — персики в пластиковых корзинках.
Йосеф засмеялся.
— Что он кричит? — мне стало любопытно.
— Он кричит: «Подходите скорее! Продавец сошел с ума! Он продает эти чудесные свежие персики всего по пять шекелей!»
Я подивилась такому маркетинговому ходу, и тут мое внимание привлек пожилой пузатый продавец халвы. Он выглядел как герой сказок «Тысячи и одной ночи», как будто перенесся сюда из другого времени, из таинственных переулков Магриба. Толстяк настойчиво подзывал меня, предлагая попробовать сладкий товар.
Наконец я сдалась. Подошла поближе и взяла кубик халвы с подноса. Лакомство оказалось и вправду волшебным, но руки моментально сделались липкими. Я вспомнила, что в рюкзаке у меня лежит пачка влажных салфеток, и в этот момент почувствовала, как кто-то легонько дергает мой рюкзак. Я сделала вид, что не замечаю, а потом быстро обернулась и схватила воришку. Это оказался мальчишка-араб лет двенадцати. Я обратила внимание, что он обут точно в такие же, как у меня, белые кеды. Как и положено любому воришке, мальчик немедленно начал жалобно скулить, закатывать глаза и плакать настоящими слезами. Одновременно паршивец довольно умело вырывался и пытался лягнуть меня в колено. Я крепко держала маленького негодяя за тощие плечи.
— Что он говорит? — спросила я Йосефа.
— Утверждает, что сирота. Говорит, никогда раньше не воровал, но очень хотел кушать.
— Ага, так я и поверила…
Я уже собиралась отпустить малолетнего воришку, как вдруг он закатил глаза так, что стали видны одни белки, и пустил пену изо рта — вполне убедительную. Я разжала руки. Кто его знает, вдруг и правда припадочный?
Почуяв свободу, мальчик мгновенно выздоровел, показал мне язык и вдруг проворно, как обезьянка, влез по столбу и оказался на прозрачной пластиковой крыше, закрывавшей прилавки рынка от дождя. Ну гусь!
Я решила проверить, что пропало. Сунула руку в карман рюкзака… Мои пальцы наткнулись на что-то бумажное. Холодея, я вытащила конверт. Приоткрыла его… Знакомые буквы. Вырезанные из газеты…
— Подержи! — Я сунула рюкзак остолбеневшему Йосефу и белкой взлетела по столбу вслед за мальчишкой. Тот, похоже, не ожидал, что взрослая тетка последует за ним на крышу, и теперь заметался в панике.
— Попался, гаденыш! — сказала я по-русски и продолжила уже по-английски: — Где Артем? Давай-ка, дружок, отведи меня к тому, кто дал тебе это письмо.
Мальчишка оскалился, как волчонок, — понял, что я сказала. И вдруг дунул от меня прямо по крышам.
Вот гад! Я вздохнула и пустилась за ним. Пластиковые разноцветные крыши тянулись на сотни метров во все стороны — они повторяли географию рынка. Крыши были ужасно пыльными, дохлые голуби попадались под ногами, кошки с диким мявом разбегались в разные стороны. Мальчишка был намного легче меня, но я тоже не Брунгильда — пластик потрескивал под ногами, но держал. Я порадовалась, что на прогулку надела кеды — расстояние между нами медленно, но неуклонно сокращалось.
Торговцы задирали головы и провожали погоню диким улюлюканьем.
Мальчишка добежал до края крыши и остановился. Он тяжело дышал, глаза бегали.