Револьвер взорвался и выбросил облако сизого дыма.
Полковник с силой опустил кулак, действуя словно дубинкой, и выбил пистолет из руки стрелявшего. В следующее мгновение он уже схватился с убийцей и обрушил на него град ударов.
Но мужчина оказался силен. Он принял на себя несколько ударов, покачнулся, однако не упал.
Бруклин попытался поразить противника кулаком в горло.
Тот блокировал атаку и в свою очередь ударил в горло полковника. Прием этот свидетельствовал о том, что неизвестный — опытный боец.
Бруклин еле успел отскочить и тем самым избежать смертельного удара.
Рядом встала на дыбы лошадь.
В это время из-за закрывающихся ворот крикнули:
— Его светлость внутри!
Убийца бегом обошел лошадь, хлопнул ее по задней ноге, и испуганное животное кинулось к Бруклину.
Бруклин нырнул в проулок — и вовремя: мимо с грохотом пронесся экипаж, влекомый обезумевшей лошадью. Нападавший воспользовался секундной задержкой и опрометью бросился через улицу в парк.
Полковник вскочил, быстро обогнул заднюю часть экипажа и в это мгновение увидел еще одну ошалевшую лошадь, которая мчалась прямо на него. Он успел проскочить прямо перед носом животного и устремился в парк следом за несостоявшимся убийцей.
Брусчатка уступила место траве, фонарные столбы сменились деревьями. Увидев, что на нее сломя голову несется по дорожке какой-то полоумный, гулявшая с маленьким ребенком няня вскрикнула и на всякий случай столкнула коляску с младенцем в кусты.
Ребенок заорал дурным голосом. Бруклин пронесся мимо; за счет своих длинных ног он постепенно нагонял нападавшего, однако тот неожиданно свернул с дорожки, вломился в густые заросли и исчез из виду.
Полковник притормозил и всмотрелся в кусты.
В следующую секунду он уже падал ничком на землю. Разбрызгивая искры, над ним пролетел огненный шар и, врезавшись в дерево, с грохотом взорвался. Несмотря на холодную погоду, Бруклин ощутил, как его обдала волна жара.
Вторая ракета полетела по парку и взорвалась, ударившись о скамейку.
Третья снова попала в дерево.
А фейерверк, как оказалось, только начинался. Склон холма превратился в пылающий калейдоскоп: его озаряли красные, зеленые, желтые, синие вспышки. Во все стороны разлетались искры, казалось, в воздухе вращаются гигантские огненные колеса. Звуки рвущейся пиротехники напоминали артиллерийскую канонаду. Повсюду носились обломки и осколки, в дыму невозможно было что-либо разглядеть.
Бруклин вжался в мерзлую землю, попытался слиться с ней. Уши он крепко-накрепко зажал ладонями, чтобы не оглохнуть от непрекращающихся взрывов. Сердце оглушительно бухало в груди. Полковнику казалось, будто он слышит отчаянные крики сражающихся на поле боя.
Постепенно бомбардировка сошла на нет. Бруклин поднял голову и увидел, что дым рассеивается. Он осторожно встал на четвереньки и оглядел практически полностью уничтоженные кусты и склон холма за ними. Дымились ветки. Трава почернела. Нападавшего и след простыл.
— Значит, в револьвере было слишком много пороха? — спросил еще не оправившийся полностью от шока Палмерстон.
— Да, ваша светлость. Если переборщить с количеством пороха, эта модель может взорваться.
Они сидели на втором этаже особняка Палмерстона, в зале для приемов. Столы сверкали от множества серебряных приборов и хрустальных бокалов, которым вскоре предстояло наполниться шампанским. Изуродованный взрывом револьвер лежал на полированном подносе.
— И вы не смогли его догнать?
— Мне помешал фейерверк, который подстроил этот негодяй. Когда светопреставление завершилось, его уже нигде не было видно.
— Но почему этот безумец хотел убить меня?
— Я повторю его слова. Вы уж простите меня за язык…
— Говорите же.
— Перед тем как выстрелить в вас, он сказал буквально следующее: «Я знаю, что этот гад творит в Германии! Но больше он ничего не сделает!»
— В Германии?
— Да, ваша светлость. Вы понимаете, о чем он болтал? Для меня все это не имеет смысла. У нас сейчас единственный конфликт — с Россией, в Крыму. С германскими государствами мы не состоим во вражде. Кроме того, вы сейчас занимаете пост министра внутренних дел, а не военного секретаря или министра иностранных дел. Происходящее в Европе больше не имеет к вам отношения, вы занимаетесь только внутренними вопросами.
— Совершенно верно. Какие у меня могут быть дела в Германии? Этот человек был просто помешанный.
В дверях появилась леди Палмерстон, бывшая прежде любовницей лорда. Судя по ее обеспокоенному взгляду, гости должны были вот-вот появиться.
— Как вы думаете, не стоит ли отменить прием? — спросил Бруклин.
— И расстроить премьер-министра? — ужаснулся Палмерстон. — Признать тем самым, что сложившаяся ситуация привела меня в замешательство? Категорически нет! Но, полковник Бруклин…
— Да, ваша светлость?
— Позаботьтесь об усилении моей охраны.
Мимо Воксхолл-Гарденс пропыхтел паровоз. Дальше, за железнодорожными путями, по Темзе плыли многочисленные лодки. Райан понаблюдал, как черный дым из трубы паровоза смешивается с поднимающимся от реки туманом. Инспектору было крайне неуютно в парадной одежде, предназначавшейся для встречи с лордом Палмерстоном. Во всех местах жало, а особенное неудобство доставляли высокий воротник и штрипки.
Но если бы только проблемы с одеждой беспокоили сейчас Райана. Он обернулся и посмотрел, как констебли выводят проституток (числом двадцать четыре) из парка и усаживают в экипажи. Женщины снова громогласно жаловались на судьбу. И все же это представлялось сущей ерундой в сравнении с проблемой Де Квинси.
— Хотелось бы верить, что он не тронулся рассудком от лауданума, — заметил инспектор Беккеру, глядя, как Де Квинси с дочерью идут к выходу из парка. — Вы поняли хоть что-нибудь из того, что он там рассказывал о двух своих умерших сестрах и этом ребенке Вордсворта? Когда мне было десять, у меня умерла старшая сестра. Она свалилась в реку и утонула. Я, конечно, очень горевал, но потом смирился с потерей. Теперь я о ней практически не думаю.
— Вчера, когда мы ехали через мост Ватерлоо, чтобы отправить телеграмму, я обратил внимание, что вам как-то не по себе, — произнес Беккер.
— И какое это имеет отношение к Де Квинси? Прямо сейчас мне не по себе от многих вещей.
— Вероятно, вы нервничали, оттого что мы пересекали реку.
— Вы же не думаете, что причина в том, что случилось с моей сестрой? Или вы тоже принимаете лауданум? Вчера вечером вы, кажется, согласились с Де Квинси, что мы порой совершаем поступки и не осознаем их причин. Господи, как же его понять-то? Когда он говорит, его слова кажутся сущим сумасшествием, а час спустя в них вообще не находишь смысла. О боже, его дочь идет сюда. Признаюсь, она мне кажется привлекательной, но тем не менее с ней так же тяжело…