– Значит, Теофилиус обладал огромным состоянием! – удивленно заметила Эмили.
– Да, он получил его в наследство, – согласился с нею Карлайл. – И жил он на широкую ногу, как я слышал – отлично ел, имел один из лучших винных подвалов в Лондоне, коллекционировал картины, некоторые из которых успел подарить местным музеям и другим организациям. В то же время он оставил весьма значительную сумму каждой из своих дочерей, когда столь неожиданно умер.
– Значит, Клеменси имела много денег, – сказала Веспасия, словно про себя. – Пока не начала их раздавать. Вам известно, когда это началось? – Она поглядела на Джека, потом на Карлайла.
– Адвокат не сообщил нам, когда миссис Шоу была у него, – ответил Джек, и его губы сжались в тонкую полоску, когда он вспомнил это наглое, презрительно-высокомерное лицо.
– Примерно шесть месяцев назад она начала бороться за то, чтобы изменить существующее положение и обнародовать имена владельцев недвижимости, – хмуро сказал Карлайл. – И тогда же сделала первое крупное пожертвование в фонд благотворительного общества, содержащего приют для бедных. Могу высказать догадку, что именно тогда она выяснила, что владельцем трущоб, которого она разыскивала, был ее собственный дед.
– Бедная Клеменси! – Шарлотта вспомнила печальных и больных женщин и детей, тощих и безнадежно усталых мужчин, которых сама отследила, руководствуясь списками пациентов доктора Шоу, нашла, где они живут, переходя от одного убогого дома к другому, еще более убогому, пока не обнаружила Бесси Джонс, съежившуюся в углу переполненной людьми грязной комнаты. Клеменси прошла тем же путем, видела те же исхудалые, несчастные лица, болезни, отчаяние. И тогда начала двигаться выше, разыскивая владельцев, как теперь двигались они сами.
– Мы не должны позволить, чтобы эта борьба заглохла после ее смерти, – заявил Джек, сев в кресле чуть более прямо. – Уорлингэм, конечно, уже мертв, но есть множество других таких же; может быть, их сотни. Она это знала и готова была жизнь положить, чтобы вывести их на чистую воду… – Он немного помолчал, потом продолжил: – И я по-прежнему считаю, что она погибла именно из-за этого. Нас тоже предупредили, весьма конкретно, что есть могущественные люди, которые могут нас облагодетельствовать, если мы все сохраним в тайне и вообще не будем более заниматься этими расследованиями, – но которые могут нас сломать, если мы их продолжим. Конечно, никто из Уорлингэмов не убивал ее сам. Но тот или иной из других таких же владельцев вполне мог. Они могут очень многое потерять, а я не думаю, что Клеменси проявляла хоть какую-то осторожность со своими угрозами. Она была слишком страстная натура, а кроме того, питала особое отвращение к этому делу, поскольку сама входила в число наследников состояния Уорлингэма. И ничто не могло ее остановить, разве что смерть.
– И что мы теперь можем сделать? – Эмили посмотрела на Веспасию, потом на Карлайла.
Лицо последнего было очень мрачным, он глубоко задумался, нахмурив брови.
– Я пока не знаю. Силы, что нам противостоят, весьма могущественные. Здесь замешаны значительные финансовые интересы, огромные деньги. Есть много весьма знатных и влиятельных семейств, которые вполне могут и не знать, откуда к ним текут доходы. Но и они не станут спешить с тем, чтобы поставить своих друзей в неприятное положение.
– Нам нужен голос в парламенте, – сказала Веспасия решительным тоном. – И я знаю, что один у нас есть. – И она бросила взгляд на Карлайла. – Но нам нужно больше. Нужен кто-то новый, кто займется этим конкретным делом. Джек, вы ничем не занимаетесь, только радуетесь жизни. Ваш медовый месяц кончился. Настал момент, когда вы можете принести конкретную пользу.
Рэдли уставился на нее, словно она вдруг выскочила, как чертик из табакерки, и встала прямо перед ним. Их взгляды встретились, твердый взгляд ее серо-голубых глаз, абсолютно немигающий, и его темно-синих, с длинными ресницами и широко раскрытых в удивлении. Затем удивление постепенно исчезло, он начал понимать, что она имеет в виду. Его пальцы крепко сжали подлокотники кресла, взгляд по-прежнему был прикован к леди Камминг-Гульд; ее же взгляд ни на мгновение не отклонялся в сторону.
Остальные сидели не шевелясь, не издавая ни малейшего звука. Эмили почти не дышала.
– Да, – наконец отозвался Джек. – Отличная мысль. С чего мне следует начать?
Шарлотта пересказала Томасу по крайней мере наиболее существенные подробности своих хождений в поисках владельцев трущоб на Лисбон-стрит, а также огорошила его сногсшибательным открытием, которое им удалось сделать, – что настоящими их владельцами является само семейство Уорлингэмов и что Клеменси выяснила это за несколько месяцев до смерти. Она вывалила все это на него, едва вернувшись домой. Она сразу увидела его пальто на вешалке в холле и бросилась по коридору в кухню, даже не сняв свое.
– Томас! Томас! Дома на Лисбон-стрит принадлежали самому епископу Уорлингэму! И теперь всю квартплату получает его семейство! Клеменси удалось это выяснить! Она знала это!
– Что такое? – Питт уставился на нее, наполовину повернувшись на стуле и широко открыв глаза.
– Епископ Уорлингэм владел всей Лисбон-стрит, – повторила она. – Всеми этими трущобами и потогонными мастерскими, они все принадлежали ему! А теперь перешли во владение всего семейства – и Клеменси это узнала! Вот почему она была в таком подавленном состоянии. – Шарлотта села, вернее, упала на стул – юбки свернулись набок – и наклонилась над столом в его сторону. – Вероятно, именно поэтому она не жалела усилий, чтобы все это порушить. Ты только представь себе, что она при этом должна была чувствовать! – Шарлотта закрыла глаза и уронила голову на руки, уперев локти в стол. – Ох, боже мой!
– Бедная Клеменси, – очень тихо произнес Питт. – Какая это была замечательная женщина… Жаль, что я не был с нею знаком.
– Мне тоже очень жаль, – сказала его жена сквозь закрывавшие лицо пальцы. – Почему оно так бывает, что мы узнаем о хороших людях только после того, как они умерли?
Ответа на свой вопрос она, конечно, не ждала. Ответа не требовалось. Они оба прекрасно знали, что у них не было никакой возможности раньше узнать о Клеменси Шоу, и так ничего и не узнали бы, если бы ее не убили, так что не требовалось никаких слов, чтобы признать это.
Прошло не менее получаса, прежде чем она вспомнила, что нужно рассказать ему, что Джек серьезно обдумывает свои шансы быть избранным в парламент.
– Неужели? – Томас даже повысил голос от удивления и внимательно поглядел на нее, стараясь убедиться, что это не какая-нибудь заумная шутка.
– Да-да! Мне кажется, это отличная мысль. Нужно же ему чем-то заняться, а не то они оба просто умрут от скуки. – Шарлотта улыбнулась. – Не можем же мы вмешиваться во все твои расследования.
Питт лишь фыркнул, но воздержался от иных комментариев. Однако сам он испытал мощный прилив теплых чувств – жена разделяет с ним все жизненные перипетии и его чувства, разделяет его ужас, его торжество и ликование, жалость, гнев, иной раз страх; она разделяет с ним его стремление к конкретной цели, и это соединяет их неразрывной связью.