– Я подумаю, что можно сделать.
Жанна поднялась, положила на стол визитную карточку и попрощалась:
– Здесь мой номер телефона. Жду. Но недолго, за психушку я готова голой и босой остаться, так что поторопись, пока не передумала. Гудбай.
Володя не знал, зачем она ходила в офисный центр, но был приятно изумлен, что ждал недолго:
– Вот это скорость, а я приготовился поспать.
– Я всего лишь занесла приятельнице журнал. Поехали?
Жанна пристегнулась ремнем безопасности и откинулась на спинку кресла, улыбаясь и глядя на своего Вовку. Он подмигнул ей и тоже чему-то улыбался.
* * *
На кладбище никого не было, кроме холода. Федор часто приезжал к матери на байке, ставил его у обочины, садился на скамейку у соседней могилы и смотрел на холм земли, на портрет улыбающейся Аллы, замерзшие цветы. И плакал. Тут не перед кем строить из себя героя, который слезы держит в сердце, а внешне только хмурит лоб. Феде было больно. Когда горит душа, это покруче, чем получить по морде кулаком. И он плакал. Потеряв мать, Федор потерял платформу, чувствовал себя брошенным, одиноким и виноватым, но надеялся, что она подскажет с небес, как теперь ему жить.
– Федя… – раздался за спиной голос Майки.
Он украдкой вытер слезы, стесняясь их и гадая, слышала подруга его девчоночьи всхлипывания или нет.
– Зачем пришла? – не оборачиваясь, спросил Федор.
– Федя… я давно тебя не видела… Почему ты не приходил?
– Не хотел.
Майка робко присела рядом с ним, будто боялась, что Федька прогонит ее, а он даже глаз не скосил в ее сторону. Они посидели в молчании, Майка захлюпала носом и заговорила срывающимся голосом:
– А я болела. И ждала тебя… Твоя мама спасла мне жизнь… Я тоже хотела спасти ее, звала на помощь… А тот урод напал на меня, ударил и… я больше ничего не помню. Открыла глаза, а кругом темно, как в могиле… Если б ты знал, как мне было страшно, очень-очень страшно ничего не видеть. Я думала, ты найдешь меня… Там была еще одна девушка, Валенсия.
– Ты с дуба упала? – вяло промямлил Федор. – Валенсия город. В Испании.
– Ее зовут Валя! А Валенсией прозвал парень, она его любит… Федя, я не виновата, что так вышло… но ты меня прости… Мне так плохо без тебя…
Не глядя на нее, Федор закинул руку и положил на плечи Майки, которая разревелась окончательно, получив, в общем-то, прощение. Хотя за что?
Не успели высохнуть слезы, кладбищенскую тишь разрезал звук мотора. Подъехал автомобиль, резко затормозил, вздымая дорожную пыль, из него выскочил Заваров.
– Майя… Дочка… Здравствуй, Федя.
Федор молча встал, отошел к байку, сел и надел шлем, он вел себя так, словно никого нет на кладбище.
– Почему не здороваешься, мальчишка? – вскипел Заваров.
– Я здороваюсь с теми, кому желаю здравствовать, – застегивая шлем, проронил резко возмужавший сын Аллы.
Заваров скрипнул зубами, возможно, он приказал бы охранникам отделать до инвалидной коляски наглеца, но дочь подхватилась и пошла к Федору.
– Майя! – остановил ее Заваров. – Поедем домой?
– Из-за тебя тот урод убил мальчишек, – отступала от него дочь. – Я просидела в его подвале… он хотел и меня… убить. А за что? Потому что ты… мой отец подставил меня на этой дурацкой машине, которую подарил. Он говорил нам, что скоро убьет. А это ты убивал людей на дорогах! Ты давил их… Как ты мог? Все про тебя говорят только плохое… мне стыдно!
– Майя… – шел к ней отец, ни разу не посмотревший на могилу своей последней жены. Но ведь он терял дочь! – Не слушай их. Это завистники, мрази, ничтожества. Они ни на что не способны, прозябают, как слизняки. Ну, кто виноват, что они так хреново живут, кто? Они сами! Потому что дерьмо. А живут-то благодаря мне и таким, как я. Быдло вонючее и ползучее. Ты еще не понимаешь, что эти людишки существуют для того, чтобы служить нам, их место там, где мы укажем. Ты поймешь, со временем поймешь…
– Майка! – подал голос Федор, заведя байк. – Или он, или я. Решай сейчас.
Она, разумеется, думала, но недолго. Майка выбрала Федора, села сзади и обняла, прижавшись щекой к его спине. Папа закричал, побежав к ним:
– Стой, стой!.. Майя…
Федор дал по газам и умчался вместе с его дочерью, оставив после себя выхлопные газы. Заваров рухнул на скамейку, ударил по ней кулаками, заскрежетал зубами и, в сущности, уговаривая себя, бубнил:
– Ничего, вернется. Помыкается с этим… и вернется, когда поймет, что жизнь хороша только с большими деньгами. Она же моя дочь. А я подожду. И прощу.
Сверху начал падать снег – крупные хлопья, сначала редкие, потом их становилось больше и больше. Это был первый нормальный снегопад в этом году… Очень скоро портрет временной жены Заварова засыпало, но он так и не подошел к могиле, не отдал дань женщине, которая спасла Майку, закрыв ее собой. Заваров пошел к машине, возле которой подпрыгивали охранники, они замерзли.
* * *
Теперь через решетку на окне Эдгар смотрел на мир. Он не чувствовал ущербности, сидя взаперти в отдельной палате, где никаких излишеств, только необходимое: кровать, стол, тумбочка, умывальник. У него появилось много свободного времени, он размышлял. А размышлял о жизни и смерти.
Однажды ночью, когда в окно заглянула луна, яркая, как галогенная лампа, Эдгар понял по возне, что в палате кто-то есть, помимо него. Он повернулся на бок и увидел… Нину. Она сидела в углу, обхватив колени руками, и смотрела на него.
– Привет, – сказал он тихо. – Откуда ты взялась?
– Обманула санитаров и вошла.
Ее ответ был логичным, не вызывающим сомнений, ведь Нина, на удивление, изобретательна. Но Эдгара беспокоило сейчас другое, он сел на кровати и с трудом, преодолевая чувство раскаяния и вины, выговорил:
– Говорят, я убил тебя…
– Меня? – Нина задумалась, выпятив губу, но она не умела долго думать, через несколько секунд хихикнула: – А как бы мы сейчас с тобой разговаривали?
Эдгар с большим облегчением шумно вздохнул и рассмеялся:
– Действительно. Так, значит…
– Все лгут. Хотят запутать тебя и выставить сумасшедшим.
Он упал на спину, закинул руки за голову, чувствуя покой. Теперь Эдгар осознал: Нина особенная, она может многое и необходима ему, ибо только она способна разъяснить то, что за гранью его понимания. Характер имеет скверный? Не беда, он терпелив. Но не приснилась ли Нина? Эдгар повернул голову… нет, не приснилась. Кстати, о снах!
– Почему же мне снится один и тот же сон?
– Какой?
– Мы ссоримся с тобой…
Он слишком много отдавал времени настоящей Нине и мало – работе, дела пошли неважно, в результате Эдгар бесился, срывался, обнаруживая все признаки человека жестокого. Нина стала бояться его, хотя характер у нее тоже был не ах. Однажды она проснулась, а он сидит на стуле, смотрит на нее, как сыч, играя ножом. Она очень испугалась, еле уговорила его лечь, целовала, заставила заняться любовью, а когда он уснул, убежала. Вызвала такси и уехала на дачу к дяде. Утром позвонила Эдгару и сказала, что возвращается к Сашке. На самом деле Сашка ей не был нужен, она давно разлюбила его, но так сказала, чтобы Эдгар отстал.