Они не совсем понимали, как это можно бесплатно отдыхать на мягких диванах. Они не привыкли получать что бы то ни было даром.
Во всех залах было очень тихо. Несмотря на обилие посетителей, почти не слышно было разговоров. И всё же мне казалось, что я присутствую при какой-то титанической борьбе, неслышной борьбе людей, которые повержены, но еще не желают сдаться. Их вышвырнули за борт, лишили работы, оторвали от профессии, отняли всё, к чему они стремились, и вот они пришли в эту тихую обитель искусства, чтобы не впасть в оцепенение, спастись от отчаяния. Они думали о хлебе, всегда только о хлебе и о работе; но они приходили сюда, чтобы хоть на несколько часов уйти от своих мыслей. Волоча ноги, опустив плечи, они бесцельно бродили среди чеканных бюстов римлян, среди вечно прекрасных белых изваяний эллинок, — какой потрясающий, страшный контраст! Именно здесь можно было понять, что смогло и чего не смогло достичь человечество в течение тысячелетий: оно создало бессмертные произведения искусства, но не сумело дать каждому из своих собратьев хотя бы вдоволь хлеба.
* * *
После обеда мы пошли в кино. Когда мы возвращались домой, небо уже прояснилось. Оно было яблочнозеленым и очень прозрачным. Улицы и магазины были освещены. Мы медленно шли и по дороге разглядывали витрины.
Я остановился перед ярко освещенными стеклами крупного мехового магазина. Вечера стали прохладными. В витринах красовались пышные связки серебристых чернобурок и теплые зимние шубки. Я посмотрел на Пат; она всё еще носила свой легкий меховой жакет. Это было явно не по сезону.
— Будь я героем фильма, я вошел бы сюда и подобрал бы тебе шубку, — сказал я.
Она улыбнулась:
— Какую же?
— Вот! — Я выбрал шубку, показавшуюся мне самой теплой.
Она рассмеялась:
— У тебя хороший вкус, Робби. Это очень красивая канадская норка.
— Хочешь ее?
Она взглянула на меня:
— А ты знаешь, милый, сколько она стоит?
— Нет, — сказал я, — я и не хочу этого знать. Я лучше буду думать о том, как стану дарить тебе всё, что только захочу. Почему другие могут делать подарки любимой, а я нет?
Пат внимательно посмотрела на меня:
— Робби, но я вовсе не хочу такой шубы.
— Нет, — заявил я, — ты ее получишь! Ни слова больше об этом. Завтра мы за ней пошлем.
— Спасибо, дорогой, — сказала она с улыбкой и поцеловала меня тут же на улице. — А теперь твоя очередь. — Мы остановились перед магазином мужских мод.
— Вот этот фрак! Он подойдет и моей норке. И вот этот цилиндр тоже. Интересно, как бы ты выглядел в цилиндре?
— Как трубочист. — Я смотрел на фрак. Он был выставлен в витрине, декорированной серым бархатом. Я внимательнее оглядел витрину. Именно в этом магазине я купил себе весной галстук, в тот день, когда впервые был вдвоем с Пат и напился. Что-то вдруг подступило к горлу, я и сам не знал, почему. Весной… Тогда я еще ничего не знал обо всем…
Я взял узкую ладонь Пат и прижал к своей щеке. Потом я сказал:
— К шубке надо еще что-нибудь. Одна только норка — всё равно что автомобиль без мотора. Два или три вечерних платья…
— Вечерние платья… — подхватила она, останавливаясь перед большой витриной. — Вечерние платья, правда… от них мне труднее отказаться…
Мы подыскали три чудесных платья. Пат явно оживилась от этой игры. Она отнеслась к ней совершенно серьезно, — вечерние платья были ее слабостью. Мы подобрали заодно всё, что было необходимо к ним, и она всё больше загоралась. Ее глаза блестели. Я стоял рядом с ней, слушал ее, смеялся и думал, до чего же страшно любить женщину и быть бедным.
— Пойдем, — сказал я наконец в порыве какого-то отчаянного веселья, — уж если делать что-нибудь, так до конца! — Перед нами была витрина ювелирного магазина. — Вот этот изумрудный браслет! И еще вот эти два кольца и серьги! Не будем спорить! Изумруды — самые подходящие камни для тебя.
— За это ты получишь эти платиновые часы и жемчужины для манишки.
— А ты — весь магазин. На меньшее я не согласен…
Она засмеялась и, шумно дыша, прислонилась ко мне:
— Хватит, дорогой, хватит! Теперь купим себе еще несколько чемоданов, пойдем в бюро путешествий, а потом уложим вещи и уедем прочь из этого города, от этой осени, от этого дождя…
"Да, — подумал я. — Господи, конечно да, и тогда она скоро выздоровеет!" — А куда? — спросил я. — В Египет? Или еще дальше? В Индию и Китай?
— К солнцу, милый, куда-нибудь к солнцу, на юг, к теплу. Где пальмовые аллеи, и скалы, и белые домики у моря, и агавы. Но, может быть, и там дождь. Может быть, дождь везде.
— Тогда мы просто поедем дальше, — сказал я. — Туда, где нет дождей. Прямо в тропики, в южные моря.
Мы стояли перед яркой витриной бюро путешествий "Гамбург — Америка" и смотрели на модель парохода. Он плыл по синим картонным волнам, а за ним мощно поднималась фотографическая панорама небоскребов Манхэттана. В других витринах были развешаны большие пестрые карты с красными линиями пароходных маршрутов.
— Ив Америку тоже поедем, — сказала Пат. — В Кентукки, и в Техас, и в Нью-Йорк, и в Сан-Франциско, и на Гавайские острова. А потом дальше, в Южную Америку. Через Мексику и Панамский канал в Буэнос Айрес и затем через Рио-де-Жанейро обратно.
— Да…
Она смотрела на меня сияющим взглядом.
— Никогда я там не был, — сказал я. — В тот раз я тебе всё наврал.
— Это я знаю, — ответила она.
— Ты это знаешь?
— Ну конечно, Робби! Конечно, знаю! Сразу поняла!
— Тогда я был довольно-таки сумасшедшим. Неуверенным, глупым и сумасшедшим. Поэтому я тебе врал.
— А сегодня?
— А сегодня еще больше, — сказал я. — Разве ты сама не видишь? — Я показал на пароход в витрине. — Нам с тобой нельзя на нем поехать. Вот проклятье!
Она улыбнулась и взяла меня под руку:
— Ах, дорогой мой, почему мы не богаты? Уж мы бы сумели отлично воспользоваться деньгами! Как много есть богатых людей, которые не знают ничего лучшего, чем вечно торчать в своих конторах и банках.
— Потому-то они и богаты, — сказал я. — А если бы мы разбогатели, то уж, конечно, ненадолго.
— И я так думаю. Мы бы так или иначе быстро потеряли свое богатство.
— И может быть, стремясь поскорее растранжирить деньги, мы так и не сумели бы толком насладиться ими. В наши дни быть богатым — это прямо-таки профессия. И совсем не простая.
— Бедные богачи! — сказала Пат. — Тогда, пожалуй, лучше представим себе, что мы уже были богаты и успели всё потерять. Просто ты обанкротился на прошлой неделе, и пришлось продать всё — наш дом, и мои драгоценности, и твои автомобили. Как ты думаешь?