— Я думаю о добрейшем. Отправляя Архольда в Хейлан, наш хитрец позаботился о том, чтобы магистр не вернулся.
— Увы, увы, похоже на правду, — покачал головой Бремек.
— Вот я и говорю! — воодушевился гонец. — Сам отправился на войну, он ни при чем — мало ли что творится на юге, пока добрейший геройствует на севере… я привезу ему печальные вести, он поохает, а сам будет радоваться, что так ловко все подстроил.
— Да, верно, верно… — Бремек качал головой, собеседника он не слушал, но думал о собирателе. Ведь Архольд отправлялся ловить собирателя. А предположение Керлиха казалось ловчему слишком безумным — чтобы одолеть телохранителей Архольда, нужен большой отряд, а хитрюга Могвид никогда не доверился бы стольким людям. Нет, здесь чувствуется рука собирателя. — Послушай, Керлих, а ведь будет подозрительно, если ты появишься со мной вместе. Все знают о моей близости к покойному магистру Архольду. Поезжай-ка один, а я тихонько, как подобает хворому, отправлюсь следом. Хочешь, я ссужу тебе денег на дорогу? Добрым братьям подобает помогать друг другу…
— Да пребудет с тобой Свет! — обрадовался Керлих.
— А ты, сделай милость, не рассказывай, что встретил меня, ладно? Я ведь, как-никак, в бегах.
Оба расстались довольные друг другом. Наутро Бремек встал поздно, добрый брат Керлих уже уехал. Ловчий неторопливо позавтракал и собрался в путь. Из городишка он выехал около полудня. Пожалуй, Бремек стал входить во вкус — ему понравилось неторопливо странствовать, встречаться с разными людьми, видеть новые места. И главное: никуда не спешить! Похоже, он начал становиться человеком?
Погруженный в благодушные размышления, добрый брат миновал слободу, проехал вдоль огородов, разбитых горожанами… углубился в лес. Неожиданно для самого Бремека сработали прежние навыки — опытный охотник почувствовал, что за ним наблюдают. Стараясь не подавать виду, что заподозрил опасность, ловчий откинул полу плаща с правой стороны (чтобы одежда не мешала взмахам руки) и опустил ладонь на эфес меча. Поворот — дорога оказалась перегорожена толстенным деревом. Срубленная сосна опиралась на толстые ветки так, чтобы ствол пришелся на уровне конской груди. Из кустарника выступили несколько человек, все — с оружием: рогатинами, большими ножами и дубинками. Позади послышался шум, Бремек, и не оборачиваясь, понял — еще несколько разбойников показались на дороге, это их суету в кустах он приметил минутой раньше.
— Слазь, барин, — миролюбивым тоном предложил самый здоровенный из незнакомцев, приближаясь к Бремеку с левой стороны, — поговорим о том, о сем…
Охотник тяжело вздохнул и выпростал ногу из стремени, будто собирается спешиться — а потом резко пнул злодея каблуком в грудь. Тот охнул и повалился навзничь. Бремек выхватил меч, рубанул, почти не целясь, вправо, ударил эфесом в волосатую харю, снова занес оружие… Сразу стало шумно — человек, задетый клинком, выл и сжимал рассеченное плечо, рукоятью Бремек разбил нос другому, тот ругался, остальные вопили, подзуживая друг дружку. Ловчий поднял коня на дыбы, заставил сделать прыжок — разбойники шарахнулись из-под копыт, Бремек ранил еще одного, но снова ранил неопасно, едва дотянулся острием. Тут мужчина, заговоривший с ним поначалу — должно быть, атаман, поднявшись с земли, ухватил Бремека за край тяжелого плаща и рванул. Охотник вылетел из седла, злодеи кинулись со всех сторон. Охотник увидел, как к нему, прямо в лицо — медленно-медленно — летит стоптанная подошва тяжелого башмака… Вернулся старый страх, и тут же сменился яростью. Бремек больше не позволит себя бить! Ловчий извернулся по-змеиному, умело подсек ноги атаману, тот рухнул, а рыцарь ударил обеими ногами — так защищается заяц, застигнутый собаками.
Бремек зарычал, заходясь хрипом по-волчьи, перевернулся, всадил меч снизу в брюхо разбойнику, хлынула кровь, рукоять оружия сделалась мокрой и скользкой, вывернулась из ладони. Добрый брат вскочил на четвереньки, сорвал плащ и взмахнул им — тяжелая, отороченная мехом ткань сбила с ног сразу двоих, опустилась на голову третьему, опутала… Бремек подхватил дубинку, выпавшую из руки раненого разбойника и кинулся в толпу, разя сплеча вправо и влево… Так дерется разъяренный медведь — слепо прет на выставленные рогатины, не щадит себя, лишь дотянуться когтями, оглушить, разорвать, раздавить…
Когда ловчий пришел в себя и стряхнул с глаз алую пелену нечеловеческой ярости, на дороге стоял лишь он один. Пять неподвижных тел на земле — остальные разбежались, напуганные свирепым натиском. Бремек покачал головой, отшвырнул дубинку и огляделся в поисках меча. Вот он, до половины вонзенный в живот разбойника.
Ловчий не испытывал ни страха, ни сожаления, ни сомнений. Он снова стал самим собой и не желал знать человеческих чувств. Все вернулось — иначе и быть не могло, потому что история Круга завершала очередной виток, и судьбе для ее странных игр потребовался прежний Бремек.
* * *
Когда пришелец назвал Барона полным титулом, тот отступил на шаг, оружие в его руке замерло — похоже, он что-то разглядел в сгустке ночи, который клубился и разрастался в углу. Арбалет щелкнул, в углу звякнула сталь, Лидвих услышал, как отбитый незнакомцем болт врезался в потолок. Посыпалась труха. Невероятно!
Темнота качнулась и полилась по комнате — шире, шире… Лидвих несколько раз наугад взмахнул мечом, но оружие не встретило преграды. Отец и сын пятились, Моровая Язва торопливо взвел арбалет, но теперь чернильно-черная ночь заполнила полкомнаты, собиратель зла мог быть где угодно, шорох, порождаемый взмахами Крыла Ночи, доносился будто со всех сторон, искаженный странной темнотой.
— Лидвих, в библиотеку! — отрывисто бросил Лажваш и снова выстрелил.
На этот раз Барон и вовсе промазал, снаряд врезался в дальнюю стену. Моровая Язва с проворством, какого трудно было ожидать в желеобразных телесах, кинулся к раскрытой двери библиотеки, Лидвих промедлил. Рыцарь пятился, взмахивая клинком всякий раз, когда ему чудилось движение поблизости. До спасительной двери оставалось три шага, когда Лидвих ощутил прикосновение к плечу сзади. Воин широко рубанул, разворачиваясь, клинок не встретил сопротивления, и тут же в челюсть врезался эфес чужого меча.
Заливаясь кровью, Лидвих рухнул, роняя оружие. Ночь захлестнула его, лежащего на полу, окутала, накрыла с головой. В темноте наметилось почти беззвучное движение. Рыцарь ухватил чужой сапог, постарался дернуть, но получил новый удар в голову и обмяк. Он оставался в сознании, но был слегка оглушен. Собиратель прошел совсем рядом, он продолжал взмахивать Крылом Ночи, и темнота сгущалась и сгущалась… Прямоугольник двери, подсвеченный красными и зеленым, стал тускнеть, терять очертания, превращаться в размытое пятно. Рукотворная ночь вливалась в библиотеку. Лидвих, сдерживая стон, перевернулся, пополз, потом сумел подняться на четвереньки…
В библиотеке звонко щелкнул, разряжаясь, арбалет, и снова заскрипела тетива.
— Где ты, покажись! — прохрипел Лажваш перехваченным голосом — он напрягся, взводя оружие. — Назови свое имя!
Лидвих подполз к двери, встал, цепляясь за косяк.