— Он обвиняется в том… что сегодня утром подглядывал за женщинами, посещающими баню!
И смолк, как человек, который сказал самую страшную в своей жизни глупость. А ведь лишь несколько часов назад, когда эти женщины, жены самых богатых и именитых горожан, обратились к страже с жалобой, преступление казалось чудовищным.
Прайм-офицер- рослый, широкоплечий, с копной роскошных темных волос и короткой, аккуратно подстриженной бородкой — не носил никаких знаков отличия. Он был одет в простые темные брюки и белоснежную рубаху. Казалось, офицер не прилагает ни малейшего усилия, но каждое его слово было слышно в самых дальних уголках площади, словно его мощная грудная клетка служила резонатором. Серые глаза лучились, и эти искорки можно было принять за смешинки — особенно сейчас, когда он комично склонил голову набок. И точно: Кайрус прищурился… и расхохотался. Его смех был таким заразительным, что через миг половина зрителей смеялась вместе с ним. Даже Тор не мог сдержать улыбки. Впрочем, у него была еще одна причина для радости: кажется, про него все забыли.
— Ха! А я-то думаю, почему наши неженки-дамы зачастили в баню?! Они надеются, что у кого-то возникнет желание полюбоваться их необъятными задницами и жирными ляжками!
Хохот грянул с такой силой, что в соседних домах задрожали стекла. Смеялись все, кроме Корлина и его подчиненных. Однако Тор заметил, что глаза Кайруса больше не улыбаются. Офицер пристально глядел на стражников, а когда заговорил снова, его голос мог заморозить реку в разгар лета.
— Отпусти этого беднягу, Корлин. Найди себе дичь покрупнее, выследи ее и развлекайся со своими молодчиками сколько влезет. Этот человек получил свое, а заслужил он это или нет — разберемся потом.
— Кто сказал? — рявкнул Корлин. Он все еще думал, что может что-то изменить.
— Я! — глаза прайм-офицера потемнели, как грозовое небо. — Немедленно отпусти его. Это приказ. И отзови этих головорезов, которые строят из себя защитников города. А вот за ковырялку хвататься не надо, — добавил он, заметив, как рука стражника тянется к рукояти меча. — Иначе твоя голова раньше окажется вон в той канаве.
Ты еще пожалеешь об этом, прайм-офицер, — угрожающе прошипел Корлин. — Мы с тобой встретимся — в другой день, в другом месте. И можешь не сомневаться: это за твою голову будут драться собаки.
Корлин быстро развернулся, достал большой нож и перерезал веревки, которыми были стянуты кисти и щиколотки Клута. Когда стражник выпрямился, его взгляд не выражал ничего хорошего. Грозно нахмурившись, он оглядел притихшую толпу и зашагал прочь. Его помощники строем последовали за ним.
Настроение горожан тоже изменилось. Еще минуту назад они были готовы растерзать свою жертву на части, а сейчас их внезапно охватил стыд. Люди понемногу начали расходиться.
— Ты меня очень обяжешь, если объяснишь, кто ты такой и что собирался сделать, — произнес Кайрус. Тор, к которому были обращены эти слова, сидел на корточках рядом со своим новым другом, и офицер возвышался над ними, как башня.
Юноша и Кнут переглянулись и обменялись парой фраз, которые были слышны только им двоим. Затем Тор встал. Теперь глаза смотрели прямо в глаза прайм-офицеру. На миг оба почувствовали неловкость: каждый из них считался в своем кругу самым рослым. Но Тор с облегчением отметил, что стальные молнии во взгляде офицера исчезли. Все зависело от того, насколько убедительным ему покажется объяснение, а времени на раздумья не было. Для начала Тор отступил на шаг и пожал плечами.
— Я спросил, как тебя зовут, мальчик, — тихо напомнил Кайрус.
— Тор, сударь. Торкин Гинт.
— А откуда ты?
— Я только что прибыл из Гладкого Луга, прайм-офицер. Я… м-м-м… поставил кобылу в конюшню и бродил по городу. Видите ли, я ищу, где бы переночевать… ну… Я увидел, что здесь происходит… с ним… — Тор кивком указал на Кнута, который хранил молчание.
— Ты его знаешь?
— Нет, сударь… э-э-э, прайм-офицер… не знаю. Ну, он говорил… Нет, сударь. Нет, не знаю.
Кайрус прищурился, в его глазах появилось раздражение.
— Ты встречал этого человека раньше или не встречал? — офицер говорил очень тихо, но чеканил слова, словно желая донести их смысл до несообразительного юнца. — Не юли, мальчик.
— Никогда, — выдохнул Тор. Правду говорить легко и приятно, и сейчас он в этом убедился.
Прайм-офицер прищурился. Этот взгляд оба его помощника знали очень хорошо. Кайрус обладал способностью отличать правду от лжи. Все в королевском войске знали этот взгляд, и тот, чья совесть была нечиста, трепетал. Тор терпел. Ему хотелось отвести глаза, пнуть камень, хотя бы потоптаться на месте. Но он не осмелился.
И тут послышался стон — нет, скорее сдавленный хрип человека, который больше не может выносить боль. Это напомнил о себе Клут, по-прежнему прибитый к столбу за ухо. Кайрус бросил взгляд на пленника, затем снова на Тора… и протянул юноше руку. Ладонь у него была крупная и на удивление ухоженная.
— Хорошо, Торккн Гинт. Если ты не знаешь этого человека, ты дурак, — он широко улыбнулся, что удивило Тора. — Но смелый дурак. Я рад, что у кого-то хватило духу взять за яйца эту свинью с замашками палача… хотя одним богам известно, что у тебя на уме.
Он посмотрел на калеку, и его улыбка, широкая и искренняя, исчезла, словно ее и не было.
— Помоги мне, парень. Освободим убогого.
— Он не убогий, сударь. Его зовут Клут, су… э-э-э… прайм-офицер Кайрус, — Тор сообразил, что слишком рьяно бросился защищать пленника. Кайрус посмотрел на юношу, вскинув брови, и недоуменно хмыкнул. Он ничего не сказал, но взгляд был достаточно красноречив.
— Я имею в виду…
Тор уже понял, что сел в лужу. Оставалось только принять беспечный вид и говорить, говорить… неважно что, главное — как можно больше пустых слов.
При всем моем уважении, прайм-офицер… судя по тому, что я вижу, он нем и рожден калекой. Однако вовсе не полоумный… ну, или, может быть, не совсем…
Чувствуя, что слова закончились, юноша изобразил обезоруживающую улыбку. Оставалось только надеяться, что это поможет. И когда Кайрус задумчиво свел брови к переносице, Тор ощутил сладчайшее облегчение.
— Значит, ты не только воин, но и лекарь? — голос офицера снова звучал насмешливо, но на этот раз в этом не было ничего обидного.
— Нет, сударь… То есть да… Я учусь на лекаря, сударь. Я просто думаю: он бы кричал… э-э-э… от боли, если бы мог говорить. Как вы считаете?
Кайрус глубокомысленно хмыкнул и аккуратно сунул острие ножа под шляпку гвоздя.
— Так… Сейчас будет больно, — предупредил он Клута. Освобожденный, калека кулем свалился к ногам Тора.
— Бедняга, — пробормотал Кайрус, осматривая его избитое тело. — Подожди, парень, я схожу за помощь».
И удалился.
Тор приподнял Клута. Калека пристроился у него на руках, повернул свою огромную голову и посмотрел на юношу. Безобразные губы, разбитые и распухшие, немыслимым образом изогнулись. Клут улыбался.