— Нет, это ты предложила пожениться, а я сказал «может, когда-нибудь». Разве это обязательство? Не цепляйся к словам.
В глазах Катрины вспыхнул гнев, но девушка снова сумела совладать с эмоциями.
— Давай не ссориться, милый, — проворковала она и, потянувшись застегнуть пуговицу на рубашке Люка, нежно коснулась его кожи.
И все же он не любил Катрину… и тем более не хотел обзаводиться женой сейчас, когда миром правил хаос. Если не Катрина, то Софи или Аурелия из соседней деревни, а не то кроткая Маргарита из Апта — найдется, с кем покувыркаться в сене… или лаванде.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Катрина.
Не мог же он признаться, что его смешит ее расчетливость.
— Ты так мило раскраснелась. Ты прелестнее всего после…
Девушка зажала ему рот рукой.
— Пожалуйста, сделай меня честной женщиной! — взмолилась она, расправляя помятую юбку. — Можно вообще без помолвки, просто поженимся. Вот увидишь, нам понравится заниматься любовью в постели, как «месье и мадам»…
— Катрина, довольно! Я не намерен пока ни на ком жениться. Хочешь, вообще перестанем встречаться, раз ты так нервничаешь!
Ее глаза сощурились, губы сжались в безмолвной ярости.
— Идет война, — с горечью напомнил ей Люк. — Франция оккупирована немцами!
Катрина посмотрела по сторонам.
— Ну и где ж они? — делано удивилась она.
Люк в очередной раз огорчился ее легкомыслию. Да, до сих пор немецкие солдаты почти не беспокоили их, но в отцовских письмах из Парижа день ото дня все отчетливее сквозила паника. На севере — на оккупированных территориях — люди терпели нужду и унижения, а основной удар пришелся на столицу.
— Многие беженцы с севера уже вернулись в покинутые было дома. Да и парижане все повозвращались. Сам знаешь! Они вовсе не боятся. — Катрина беззаботно пожала плечами. — Нас это не касается. Так о чем переживать?
— Они вернулись, — начал Люк, потихоньку отчаиваясь, — просто от безнадежности. Их дома, друзья, хозяйства — все в зоне оккупации. Сперва люди бежали на юг, спасаясь от гибели, а потом решили научиться жить при бошах. — При упоминании немцев он сплюнул. — У северян нет выбора, но это еще не значит, что мы должны поддерживать Германию.
— Смотри, чтобы жандарм Лондри тебя на таких речах не застукал.
— Я Пьера Лондри не боюсь!
Катрина вскинула на него потрясенный взгляд.
— Люк, осторожней! Он опасен.
— Это тебе бы поостеречься, а не потакать всем его желаниям. Я же знаю, что ваша семья раз в месяц задабривает его курицей.
Катрина нервно огляделась.
— Будешь много болтать, угодишь в неприятности. Я вовсе не хочу, чтобы меня расстреляли за речи против маршала.
— Маршал Петен был героем Первой мировой, но в вожди нации не годится. Режим Виши — просто посмешище, а теперь вот нас возглавляет нацистская марионетка. Лаваль пляшет под дудку Гитлера, он уничтожил всю нашу великую демократию и насаждает тоталитарный…
Катрина зажала уши руками — похоже, и в самом деле перепугалась не на шутку. Люк умолк. В конце концов, она простая деревенская девушка и искренне считает, что народу лучше покорно выполнять волю правительства. В каком-то отношении, возможно, она и права — но лишь для тех, кому не претит подчиниться банде корыстолюбцев и расистов, покусившихся на суверенные права Франции. Коллаборационисты! Пособники врага! От одного этого слова Люка скручивало от ненависти. Он и не подозревал, что питает столь сильные чувства, пока отец в красках не описал ему, как мучительно видеть Париж — Париж! — наводненный немецкими солдатами. Подобно множеству других молодых французов, Люк был глубоко разочарован тем, что его любимая столица распахнула свои двери и ползает перед гитлеровскими мародерами на брюхе, точно раболепный пес. Чтобы Франция, проявившая столько героизма во время Первой мировой, так позорно капитулировала… Немыслимо!
Изначальное недоброжелательство Люка сменилось настоящей ненавистью к немцам, и всякий раз, как немецкие солдаты подбирались к его дому, он устраивал какую-нибудь диверсию.
Именно ему пришла в голову идея перекрыть родник, питавший знаменитый фонтан в деревне еще с римских времен. К тому времени, как немцы, запыленные и измотанные трудным переходом, поднялись по крутому склону в Сеньон, никакого фонтана там и в помине не было. Жители деревни, посмеиваясь, смотрели, как изнуренные жаждой солдаты пьют застоялую воду из чаши в основании фонтана, а потом и из колод для ослов и лошадей. В другой раз Люк с Лораном остановили отряд немецких мотоциклистов, повалив дерево поперек дороги. Крошечная победа — но Люк с восторгом наблюдал, как солдаты, почесав в затылках, поджали хвосты.
— Когда-нибудь я убью в твою честь немца, Катрина, — пообещал Люк, не в силах окончательно затушить полыхавшее в груди пламя.
— Не говори так, ты меня пугаешь!
Люк пробежал рукой по волосам, со стыдом осознав, что вел себя недостойно. Катрина совершенно не разбирается в политике. В конце-то концов, если правительство продолжит сидеть тише воды ниже травы, поставляя провиант немецким войскам, возможно, этой сельской части Прованса удастся выйти из войны практически невредимой.
— Прости, я не хотел тебя расстраивать, — начал Люк, на сей раз куда более мягко. — Может, нам…
Закончить фразу он не успел — перебил знакомый голос. Запыхавшийся от бега Лоран остановился в нескольких шагах от него, сгибаясь пополам и стараясь отдышаться.
— Так и знал, где тебя искать, — пропыхтел он, застенчиво поглядывая на Катрину: его всегда восхищали успехи Люка у местных красоток.
— В чем дело? — спросил Люк.
— Твои родители.
— Что с ними? — Люк застыл. Его давно преследовали кошмары о том, что всю его семью перебьют — родителей, бабушку и сестер, — что таким образом немцы расквитаются с ним за его ненависть к режиму.
— Они дома! — взволнованно сообщил Лоран. — И послали меня за тобой.
— Дома? — не поверил Люк. — Тут, в Сеньоне?
Лоран посмотрел на него, как на идиота.
— Где же еще? В деревне — со всеми обнимаются и целуются. Только тебя нет.
Люк наскоро, почти небрежно поцеловал Катрину.
— Скоро увидимся, хорошо?
— Когда? — поинтересовалась она.
— В субботу.
— Суббота уже завтра! — отрезала Катрина.
— Тогда в понедельник. Обещаю.
Он потянулся к девушке, но та сердито оттолкнула его руку и кинула злой взгляд на Лорана. Тот торопливо отошел в сторону.
— Люк, скажи мне кое-что… ты меня любишь?
— Любовь? В такие смутные времена?
В голосе Катрины звучало отчаяние.