«Не позволяй ему разговаривать с Элиссой, — предупредил Тор. — Гот сделает все возможное, чтобы вывести ее из равновесия. Она и так плохо себя чувствует, без его вмешательства».
Фиггис кивнул.
«Я прослежу, чтобы он ни с кем не разговаривал», — пообещал он.
Тор с Гидеоном отправились на поиски воды. Они слышали, как она журчит неподалеку. Еще требовалось набрать хвороста.
Элисса смотрела, как двое дорогих ей мужчин исчезают в лесу. Она прекрасно знала, что они будут обсуждать во время этого похода.
«Ты о ней беспокоишься?» — спросил сын.
«Это так очевидно?» — ответил вопросом на вопрос Тор.
«Только потому, что я сам беспокоюсь».
«Она тебе что-нибудь сказала?»
«Возможно, тебе стоить настоять, чтобы она поделилась с тобой всем, что ее тревожит».
Тор остановился. Он знал, что сейчас они уже находятся вне пределов слышимости остальных.
— Что тебе известно, сын?
— Она отказалась мне многое рассказывать.
Две пары поразительно ярких темно-голубых глаз смотрели друг на друга. Тор понял, что его жена и сын доверились друг другу. Он не хотел нарушать это доверие.
— Как ты считаешь, я могу что-то сделать, чтобы помочь ей?
Гидеон пожал плечами и снова пошел. Он испытал облегчение, когда отец последовал за ним.
— Я думаю, что стрела ранила ее гораздо серьезнее, чем мы считаем.
— Нет, я сам обрабатывал эту рану. Она чистая. Конечно, болезненная, но заживет. Твою мать тревожит не это.
Гидеон молчал. Тор попробовал другой подход.
— А-а, вот и ручей. Давай для начала наполним бурдюки.
Они принялись за работу, и Тор добавил:
— Я постоянно думаю, не продолжает ли Лисе навещать ее во сне и беспокоить.
— О-о, нет, это не Лисе, это Ксан… — Гидеон замолчал, разозлившись на себя.
Подобравшись поближе к правде, Тор умело показал, будто ничего не услышал или не понял, и невозмутимо продолжал разговаривать с сыном.
— Просто после появления Лисе в первый и единственный раз, твоя мать очень сильно расстроилась. Она ушла в себя, никого к себе не подпускала… как сейчас. — Тор опустил на землю полный бурдюк, умыл лицо и напился. — Вода прохладная. Восхитительная! — Он улыбнулся сыну. — Пить хочешь?
Гидеон также напился, радуясь, что удалось так легко скрыть промах.
— А она вообще скрытная, замкнутая? — спросил он у отца.
— О, Свет, нет. Элисса очень открытый человек. Очень прямой. Я не понимаю ее нежелание поделиться своим беспокойством. Может, она говорила с Саксоном?
Гидеон снова пожал плечами.
— Может быть.
Они встали и набрали в мешок хвороста и щепок. Тор все время тихо разговаривал с сыном, пытаясь найти способ очень аккуратно задать сложный вопрос, который требовал подробного ответа. Он увидел, как выражение лица Гидеона меняется. Вместо беспокойства на нем теперь отражалось облегчение, словно он принял решение.
— Папа…
Как раз когда Тор подумал, что Гидеон может сдаться, он почувствовал привычный холодок в сознании. Открывался канал связи. Тор узнал отличительный зов Клута: «Я нашел ее!»
Они больше не обсуждали Элиссу, вместо этого подхватили бурдюки и хворост и поспешили назад к остальным.
Пришло время Гота.
Создавалось впечатление, будто они заходят в новый мир. Путь им указывал Клут, шли они пешком. Гот передвигался медленно, у него явно все болело. Ему связали руки и привязали к Темезиусу, который шагал перед ним. За Инквизитором шел Гидеон и следил за каждым его движением. Этот мерзкий тип с дергающимся лицом и постоянной ухмылкой сразу же не понравился парню. Фиггис шел первым вместе с Саксоном. Тор с Элиссой замыкали процессию. Женщина притворялась, будто ей не требуется помощь, тем не менее, с большой радостью опиралась на руку Тора, когда требовалось перебираться через камни. Им приходилось доверять соколу, потому что на земле определить нужный поворот не представлялось возможным. Иногда людям вообще казалось, что они идут назад. Но сокол настаивал, чтобы все точно следовали его указаниям.
«Лишь немногие знают эти горные перевалы. Но только брокен может найти тот, к которому мы направляемся. Доверьтесь мне».
Теперь они шли уже несколько часов, радуясь, что солнце еще не в зените, и они отправились в путь на рассвете. Если бы Клут не спустился к Тору и не обратил внимание на нужное место, то они наверняка пропустили бы узкую тропу. Там имелся хитро скрытый вход, а над тропой впереди свисали ветки с двух сторон. Получался прохладный и довольно темный коридор длиной в несколько сотен шагов.
Гот не представлял, что с ним сделают. Создавалось впечатление, что они все знают что-то, ему недоступное. Неужели они способны разговаривать, не издавая звуков, используя какую-то магию? Он отбросил мысль, как только она появилась. Тем не менее, раньше он уже убедил себя, что подобная связь существует между соколом и Гинтом. Прокаженный не понимал, почему его привели сюда. Если Гинт хотел его убить, то почему не убил его раньше? Почему не убил вчера, когда Гот оказался в его власти? Или вообще тогда, когда его схватили деревья? Создавалось впечатление, будто Гинт не хочет пачкать руки.
Гот улыбнулся сам себе. Может, он и в этот раз выживет, в конце-то концов. Тем не менее, Тор упрямо тащил его вперед, к какой-то цели. Что он здесь делает?
Инквизитор частично получил ответ на свой вопрос, когда они по очереди вышли в заливаемую солнцем долину, окруженную со всех сторон скалами. Теперь они стояли над пропастью, а внизу видели передвигающихся людей — не несколько человек, а население большой деревни.
Клут опустился на плечо Тора. Никто ничего не говорил. Даже каналом мысленной связи никто не пользовался.
Благоговейную тишину нарушил Гот.
— Почему я здесь, Гинт?
— Для отправления правосудия, — ответил Тор холодным тоном. — Посмотри повнимательнее. Подозреваю, что у меня лучше зрение, чем у тебя, Гот, но по мере приближения обрати внимание на некоторых детей, лица которых ты с таким удовольствием уродовал клеймом.
Все повернулись и посмотрели на Прокаженного, который чувствовал себя так, словно кровь у него в венах заледенела.
— Это Чувствующие? — прошептал он.
Элисса обратилась к человеку, которого ненавидела больше всех в мире, впервые после того, как снова оказалась около него.
— Только они имеют право судить тебя.
— Но они все мертвы! — закричал Гот. — Мне говорили, что они все умерли за свои грехи и от моего наказания.
Голос его стал выше, более визгливым, он привлек внимание людей внизу, эхом отдаваясь от каменных стен. Элисса вылила все годы ненависти в презрительный ответ.