Я бросил банку на пол, влетел обратно в комнату, подбежал к окну, снова зажмурился, хотя было не так больно, как пять минут назад, но успел разглядеть двигавшуюся между руин нашу… победу!
«Шилка», подходившая с запада, повертела приплюснутой башней, на четырёх стволах загорелись вспышки, и по направлению огня, там, где залегли бунтовщики, поднялось узкое облако пыли и каменной крошки. Коля мне сказал, что люди около рва поднялись и бросились бежать обратно к городским воротам, тогда же над головой заработал Колин пулемёт.
– Вторая «Шилка» на востоке появилась, командир, – огневой мешок замкнулся, – сказал мой зам, – спорим, через три часа они сами грохнут своих командиров и ручонки вверх поднимут.
– Принимаю, – ответил я, – через два часа.
Спор выиграл я или, как иногда говорит Коля, – Ег Ванн [14] .
На площади в Центре было не протолкнуться. Огромная толпа людей пришла посмотреть на казнь лидеров бунта. Хотя каких лидеров? Командиров подразделений, не успевших застрелиться и не представлявших ценности для разведки. Кстати, начальник Разведки генерал Илларион Илларионович покончил с собой сразу после начала бунта. Правильно, в принципе: на нём лежала вся ответственность за произошедшее, но что теперь творится в его управлении?
На асфальтовой дороге лежали пленённые бунтовщики со связанными за спиной руками, от которых тянулись верёвки к сёдлам лошадей. По сигналу всадники пускали животных в галоп, и руки приговорённых выворачивались из суставов. Толпа возбуждённо гудела, но кто-то уходил, видимо, домой.
Я стоял, оперевшись на стену, боком к окну и смотрел на Лику. Она стояла на одной ноге, хотя держала в руках костыли и смотрела на площадь. На лице довольная улыбка, а глаза совершенно шалые – результат действия лекарств и магических эликсиров, которыми её напичкали. Зато, как обещал Вахрушев, маг, устроивший Лику в спецпалату армейского госпиталя, сломанная кость заживёт через неделю.
– Знаешь, братик, – сказала она, глядя в окно, – я ведь всё помню: и как нашего режиссёра убили, и как в меня стреляли… Но помню будто было это давным-давно. Но всё равно всё помню… Ты тоже всё помнишь?
– Я помню только то, что мне нужно.
На улице казнённых, ещё живых, загружали в грузовик, их увезут и закопают за стеной. А остальных причастных к бунту уже отправляют на угольные шахты и торфяные разработки, где их ждёт та же судьба, что и пойманных в плен нелюдей.
– Тебе надо лечь, отдохнуть.
– Да, – ответила сестра.
Она взяла костыли, неумело на них оперлась, сделала шаг и упала бы на кровать, если бы я не поддержал. Вообще, после всех процедур, которые сделали Лике, чтобы рана быстрее зажила, полагалось спать. Но она потребовала узнать, что со мной, а Вахрушев, взявшийся курировать сестру до полного выздоровления, как раз встретил меня у проходной гарнизона и провёл в спецкорпус по своему пропуску. Так я встретился с сестрой.
– Ну вот, теперь мы поменялись местами, я в больнице, а ты у моей койки, прямо как тогда.
– Прямо как тогда, – согласился я. – Лика, мне надо ехать, но я скоро вернусь.
– Мой флакон с каплями у меня отобрали, – сестра посмотрела по сторонам, – обидно, но, говорят, нельзя…
Она игнорировала мой взгляд.
– Я скоро вернусь, не переживай.
– А так хочется взбодриться, я такая вялая.
Лика будто не заметила моей фразы, но глаза у неё действительно слипались.
– Когда ты проснёшься, я буду уже в Городе, обещаю.
– Правда? – Лика резко вскинула голову, посмотрела прямо на меня.
– Да, – ответил я, – но ты должна уснуть. Хорошо?
– Хорошо, договорились.
Лика легла на кровать, закрыла глаза и через мгновение уснула. Я повернул её голову на подушке набок, мало ли, и вышел из палаты. За дверью меня ждал Вахрушев. Высокий, с прямым узким носом, чёткими чертами, но мягким выражением лица. На нём была дорогая куртка из тёмно-зелёной кожи речного удава. Такие привозят из Факторий. В целом Вахрушев производил хорошее впечатление, располагал к себе. Густая русая борода только усиливала это ощущение.
– Она спит, – сказал я.
– Это нормально, – ответил маг.
– Алексей, спасибо вам ещё раз большое, я вам очень многим обязан.
– Но что вы! Это мы вам и вашей сестре должны сказать спасибо. Сергей Иванович просил передать Лике Александровне пожелание скорейшего выздоровления, вы знаете, если бы не она, то его дочка… Ну, вы уже слышали.
– Да, я много всякого слышал, но ничего конкретного. Простите, сейчас совершенно нет времени.
Пятьдесят минут назад полковник Голубев сказал мне: «Твоя сестра в больнице, огнестрельное ранение голени. Опасности для жизни нет. У тебя час, чтобы её повидать».
Тогда рука у меня сама дёрнулась к пистолету, наверное, я в него не выстрелил потому, что это привело бы к проблеме у Лики. А сейчас уже успокоился. Мне надо спасать родной Город, иначе для чего меня отец всему учил?
– Да, да, конечно, – сказал Алексей, – но только…
«Сейчас будет вербовать меня для своих интриг», – с лёгкой тоской подумал я.
– Вы, конечно, думаете, Виктор, что я сейчас начну втягивать вас в какие-то политические игры.
– У людей, которые читают мои мысли, Алексей, я обычно спрашиваю: они быстро бегают или ищут лёгкой смерти?
– Что вы, Виктор, зачем читать мысли офицера Разведки? Есть менее изощрённые способы самоубийства. Я к вам обратился не за этим. Просто Сергей Иванович Борисов просил передать личную благодарность вам и вашей сестре и просил при случае зайти, чтобы он мог вас отблагодарить. Кстати, если вы спешите, могу вас подвезти на служебном «уазике».
Знал, собака, чем соблазнить. Я подумал и, выдавив улыбку, сказал:
– Конечно, если Сергей Иванович хочет, я к нему загляну как только появится возможность. А теперь поедем, время действительно поджимает.
– Замечательно, – ответил Вахрушев.
«Уазик» был действительно служебный, новый и отлично отлаженный. Алексей водил великолепно, может, даже пользовался магией, и действительно не задавал лишних вопросов. Только пожелал удачи, когда довёз меня до места назначения.
Через час я уже ехал не на «уазике», а на скоростном джипе полковника Голубева по открытой степи и наглядно узнавал, из-за чего ему дали кличку – Толя Каскадёр.
– Главное, – напутствовал меня полковник сквозь рёв двигателя, – поймать колонну факторцев либо на марше, либо перед выходом. От наших восточных застав до Факторий двести семьдесят километров и до Города ещё сто двадцать. Колонна вышла только сегодня, больше ста пятидесяти километров за день они не пройдут.