Ответом было угрюмое молчание.
— Ладно, — сказала наконец Барилла. — Вечером спектакля не будет, хоть роли поучим… Джалена, работаем! Я начинаю монолог… да, где моя вода?! Лейфати, чтоб тебя раки съели, ты дашь мне кувшин?!
— Держи! — Лейфати неохотно слез со стола, вручил кувшинчик актрисе, спрыгнул со сцены и уселся рядом с Афтаном.
Барилла поднесла руку к горлу, чуть расправила плечи — и на актеров взглянула строгая, властная, глубоко страдающая женщина.
Она заговорила звучно — и каждое слово отдалось в темном зале:
Когда б могла ты заглянуть мне в душу,
Беспечная и глупая девчонка,
Ты замерла бы, словно олененок
Средь волчьей стаи. Если бы тебя
Обжег огонь страданий безысходных,
До самой Бездны ты б не знала муки,
Подобной этой…
— Почему отсюда? — возопила Джалена. — Почему не сначала? У меня там слова есть!
Барилла разом вышла из роли, ответила скучающе и небрежно:
— Потому что это место — самое важное. А твое чириканье зрителя не интересует.
— Твой причитания его интересуют, да? А ну, давай сцену с самого начала!
— Как хочешь, — пожала плечами Барилла. Подняла глаза к потолку и равнодушно забубнила:
Мы встретились с тобой в глухую полночь
Для разговора, что дневной порою
Немыслим. Я сейчас не королева,
Я просто женщина. Никто не слышит
Беседы нашей. Здесь нас только трое:
Я, ты и черная твоя вина.
Едва дождавшись, пока соперница замолчит, Джалена с подчеркнутой кротостью опустила глаза и ответила, стараясь, чтобы голос звучал робко и взволнованно:
Моя вина? Но в чем же я виновна?..
Тут голос актрисы сорвался на писк. Раушарни недовольно оборвал ее:
— Чего пищишь, как мышь в мышеловке?
— Изображаю волнение, — не растерялась Джалена. — А что это ты меня перебивать вздумал? Как хочу, так и играю. Зрителю решать, хорошо или худо.
Мирвик ожидал, что властный Раушарни сейчас задаст дерзкой девчонке выволочку. Но старый актер промолчал и шагнул назад, показывая, что женщины могут продолжать.
Мирвик завертел головой, но на лицах артистов не увидел даже тени удивления.
«Ого! Значит, власть Раушарни не безгранична! В игре каждый сам себе хозяин!»
Тем временем Джалена начала снова (уже без писка):
Моя вина? Но в чем же я виновна?
Да разве скромный полевой цветок
Прогневать может царственную пальму?..
Тут дверь, ведущая со сцены в коридор, приоткрылась. В дверь бесцеремонно просунулась румяная мордашка.
— Я от госпожи Тагиды, портнихи, — сообщила девица. — Хозяйка спрашивает: когда Джалена заплатит за накидку с голубыми нарциссами? Мы ждем, ждем…
— Это невозможно! — горестно возопила Джалена. — Только я вошла в роль!..
— Подумаешь! — хмыкнула Барилла. — Привыкай, милая. Как вошла, так и вышла, это часть нашего ремесла.
Раушарни, подойдя к двери, вполголоса урезонил посланницу портнихи. Та отступила, на прощание заявив довольно громко, что подождет на скамье у входа.
— Может, мне пойти прогнать ее? — предложил бутафор Бики.
— Да пусть сидит. Не уходи, ты мне нужен. Есть разговор.
— Про декорации? — возликовал Бики.
— Нет. Забудь. На краски нет денег.
— Я могу продолжить? — обиженно вопросила Джалена.
— Валяй, — кивнул Раушарни.
— Ну вот… сбили… забыла уже… ах, да! «Прогневать может царственную пальму»… бред какой-то, что еще за пальма, разве мы про Наррабан играем? Раушарни, ты совсем сдурел: взял с улицы какого-то проходимца, чтобы он тебе пьесы правил!
— Про пальму никто не правил, это у автора так было, — хладнокровно парировал Раушарни. — Работай, милая!
Джалена вновь начала свою реплику. Сквозь напускную кротость пробивались истерические нотки. Когда женщина дошла до злосчастной пальмы, дверь снова открылась, на сцену ступили сразу трое: высокая седая женщина в темной шали (исполнительница ролей злодеек), комик Пузо и молодой актер Заренги, которого Мирвик пару раз видел в мелких ролях.
— Коварная прислужница явилась! — сообщила «злодейка» Уршита, эффектно запахнув шаль. — Я не опоздала? Барилла, дочка, хочешь, быстренько проболтаем тот кусок, где я приношу зелье?
— Можно, — равнодушно повела плечом Барилла. — Мне все равно, какую сцену репетировать.
Джалена испустила такой вопль протеста, что слышно было, наверное, на улице.
Когда вопль стих, Раушарни кивнул комику:
— Пузо, убери Уршиту.
Толстый комик с готовностью подхватил «злодейку» на руки и понес ее, хохочущую, через сцену в зрительный зал.
Веселая суматоха стихла, репетиция продолжилась.
Когда дело дошло до «царственной пальмы», Мирвик напрягся и взглянул на дверь, но на этот раз — вот чудо! — помехи не последовало.
Актрисы вошли во вкус, вкладывая в роль не только мастерство и талант, но и взаимную неприязнь. Казалось, воздух вокруг них трещит и искрится, как перед грозой. Мирвик даже рот приоткрыл от восторга.
Настал роковой миг, когда королева, доведенная до отчаяния, выплескивает в лицо сопернице колдовское зелье.
Барилла не глядя подхватила кувшинчик, сорвала крышку, рука метнулась вперед. Из горла кувшинчика вылетел длинный угольно-черный язык, коснулся головы Джалены.
Все ошеломленно глядели, как по золотым волосам, нежной коже и нарядному платью актрисы растекаются чернила.
* * *
Старый слуга едва не проглотил язык от изумления, когда наглый стражник, легонько отстранив его с порога, преспокойно проследовал по коридору, явно вознамерившись без приказа явиться пред очи начальника стражи.
— Господин занят! Куда прешь, «крабище»?
— Ничего, я много времени не отниму, — беспечно ответил молодой наглец.
— У него Сын Клана! — взвизгнул старик, пытаясь трясущимися пальцами ухватить святотатца за рукав.
— Да? — хмыкнул тот. — Хорошо, что сказал…
И повернулся к слуге спиной. Старик задохнулся, ожидая, что Безликие сейчас ниспошлют на город огненный дождь или хотя бы обрушат крышу Дома Стражи.
А Ларш на мгновение задержал руку на ручке входной двери. Потому что изнутри донесся полный ужаса голос Джанхашара:
— Да как же такое… да чтоб у нас… не может быть!
Эту попытку оборвало резкое, пронзительное: