Хорошо бы Ларшу чувствовать хотя бы половину той уверенности, что звучала в его голосе!
Сначала он был потрясен и растерян, как все. Но тут раздался чей-то крик:
— Стража! Да позовите же стражу!..
Каким образом городские «крабы» могли помочь беде — это вряд дли знал и тот, кто кричал. Но его слова отрезвили Ларша.
«Да-да, стражу… — подумал он. — Немедленно известить Джанхашара… и дядю… Эх, жаль, пока еще командир и парни явятся… Да, но я-то уже тут!»
Эта мысль была простой и обжигающей.
Он, Ларш, не только племянник Хранителя. Он еще и стражник. И теперь уже не до игры. У него на глазах свершилось злодейство.
Не успев ничего толком обдумать, Ларш вскочил на ноги и прокричал на всю трапезную свой приказ.
И власть, которую он потребовал, свалилась на него, словно горная лавина.
Ты здесь главный? Никто не спорит. Действуй.
А как действовать-то?
Проскользнули в памяти слова Алки: мол, поймать можно только того, кого за руку поймал на горячем. А кто ушел, так и ищи его, словно волну в море…
Нет, об этом думать сейчас не надо…
Хотя… почему не надо?
Нельзя дать преступнику уйти, если он еще здесь!
Ларш огляделся, нашел взглядом кого-то из челяди:
— Кто здесь за главного?
— Я, господин, — с наррабанским выговором отозвался высокий, плечистый мужчина с серым от страха лицом.
— Кто ты?
— Недостойный Эххи, управитель Наррабанских Хором.
— Ты-то мне и нужен, Эххи. Никого не выпускать из дома. Ко всем выходам поставить слуг — тех, кто не прислуживал в зале. Немедленно послать одного слугу к Хранителю города, другого — к командиру стражи. Он сейчас дома… — Ларш на миг сбился, сообразив, что не знает, где живет Джанхашар. — Ну, вели слуге бежать в Дом Стражи, а парни пусть командира хоть из постели вытащат — и плевать, один он там или нет. Ступай!
Эххи исчез. Ларшу показалось, что в глазах управителя мелькнуло облегчение: вот, все понятно, есть приказ, надо исполнять…
Ларшу никто ничего не прикажет… ну, во всяком случае, до появления дяди и Джанхашара.
А пока надо поговорить с гостями. Начать с тех, кто сидел ближе к Верши-дэру…
Ах, триста демонов! Он, Ларш, тоже сидел чуть ли не рядом с хозяином — а что заметил? Крутится в голове какой-то вихрь из лент танцовщицы, последних слов вельможи и блеска клинка, выхваченного Шерхом.
Но у него нет времени, чтобы устроиться в уголке и привести свои мысли в порядок.
Кто сидел рядом с Верши-дэром?
Авита и лекарь.
Ларш завертел головой, выискивая обоих.
Авита не двинулась со своего места. Сидела неподвижно, с каменным лицом. Рядом с ее рукой на столе лежали забытые дощечка и палочка для рисования.
А Ульден с Шерхом, пока Ларш отдавал приказы, успели сдвинуть к стене одну из скамей и положили на нее труп.
Ларш подошел к лекарю.
— Яд?
— Яд, — кивнул Ульден. — Теперь у меня нет никаких сомнений. Я почти уверен, что знаю уже, какой именно. «Болотная слизь» или «ведьмин камешек», один из двух ядов. То же скажет любой лекарь.
— Но вино было зачаровано. А Верши-дэр, кроме вина, ничего не брал в рот за столом.
— Да, — кивнул Ульден. Он был почти спокоен. В конце концов, то, что для всех было ужасной трагедией, ему, лекарю, представлялось чем-то вроде врачебного случая, окончившегося смертью, — дело, в общем-то привычное. — Я уговаривал его съесть что-нибудь вкусное и безвредное при подагре…
— Значит, он съел что-то до пира, — высказал догадку стражник, — но яд подействовал не сразу.
— А вот этого быть не могло. Оба снадобья действуют почти мгновенно.
— Но… если он… только вино… — растерялся Ларш.
— Не только, — негромко ответил Ульден. — Он разбавил вино водой. Единственный из всех.
Оба разом взглянули на светящийся в пламени свечей, наполовину опустошенный хрустальный кувшин. И на девушку рядом с ним.
Почувствовала ли Авита их взгляды? Может быть. Она вышла из оцепенения, подняла глаза на стражника и лекаря. И словно отвечая на вопрос, который был на языке у обоих, протянула руку к кувшину, налила себе немного воды и выпила.
«Просто отгоняет дурноту? — подумал Ларш. — Или, храни Безликие, мысли мои прочла?»
— Она могла заранее принять противоядие, — тихо сказал лекарь.
— Или незаметно бросить яд прямо в бокал Верши-дэра, — так же тихо ответил стражник.
— Что за чушь вы оба несете? — послышалось рядом гневное шипение. — Вы хоть понимаете, как вы сейчас меня оскорбили?
От волнения Гурби почти потерял голос. Ему хотелось заорать — а из горла вылетало сипение. Но злости в речах от этого не убавилось.
— Вы сомневаетесь в магии моего Клана? В Даре, который… от предка… от первого Вепря…
— Да я не… — попытался вставить Ларш.
Но Гурби совладал с голосом и заговорил спокойнее:
— Я зачаровал не кувшин и не кубок. Я зачаровал вино. Теперь в него можно лить отраву хоть полными пригоршнями. Жаль, что Верши-дэр осушил кубок до дна: я допил бы то, что осталось! Не задумываясь!
«А ведь он знает, что говорит, — беспомощно подумал Ларш. — Дядя наверняка проверил его Дар, когда приблизил к себе этого чародея».
Что же получается? Всыпать яд в вино могли многие: кувшин дважды распечатывался. Но именно от яда вельможа умереть не мог.
И все-таки он умер именно от яда.
Ларш с трудом успокоил обиженного Вепря, попытался расспросить его о том, что Гурби видел во время рокового тоста хозяина. Убедившись, что Вепрь не скажет ничего нового, отпустил его к гостям и обернулся к Авите.
Девушка словно ждала этого взгляда. Поднялась с места, подошла без излишней торопливости:
— Мне показалось, господину угодно спросить меня о чем-то?
И второй раз Ларш подумал: «Не читает ли она мысли?»
— Когда актеры декламировали монологи, Верши-дэр о чем-то беседовал с тобой?
— Это было так заметно? — усмехнулась Авита (и Ларш удивился ее хладнокровию). — Господин предложил мне поехать в Тайверан в составе его свиты. Он уверен… то есть он был уверен, что в столице мои способности к рисованию принесут мне успех.
«Ого! — подумал стражник. — Выходит, Авите невыгодна смерть вельможи? Хотя… я же только с ее слов знаю, о чем у них был разговор».
— А потом Раушарни закончил монолог. Верши-дэр вознаградил его деньгами. В зал внесли вино. Ну, тост хозяина и ритуальную фразу все слышали…