Положив все необходимое в сумку, я побежала на кухню, достала батон хлеба, немного колбасной нарезки и воды. Разместив все это в небольшой сумке, я посмотрела на лежащую рядом с Экрамом турчанку и почувствовала, как сильно у меня задрожали ноги. Я не знаю, кем она приходилась Экраму, женой, сестрой или любовницей… да и никогда уже не узнаю, потому что теперь это не имеет никакого значения. То есть абсолютно.
Нагнувшись, я подняла с пола пистолет и определила, что в обойме остался ровно один патрон. Я соврала Ленке, что обойма пустая. Просто испугалась… Я в жизни никого не убивала. Смешно, но я даже не могу наступить ни на гусеницу, ни на таракана. Когда была маленькой и играла со своими сверстниками во дворе, они то и дело давили какую-нибудь живность типа божьей коровки или жука. Я всегда осуждала их за это и сносила все их насмешки по этому поводу. Считала, что все живое должно жить, потому что если бог наделил существо жизнью, значит, забрать эту жизнь может только господь.
А сегодня я убила женщину. Не задумываясь ни минуты… Прикончила недрогнувшей рукой. Как говорит Ленка, убила и ни грамма не раскаялась. Я не испытала ничего даже отдаленно похожего на раскаяние или угрызения совести. Только ненависть и жгучую злость. Я испытала чувства, которые испытывает убийца в тот момент, когда совершает свое преступление…
Бросив на Экрама прощальный взгляд, я направилась к выходу. Ленка встретила меня вопросом:
— Ты все взяла?
— Да.
— Ничего не забыла?
— Вроде бы нет.
— Уже совсем светло. С минуты на минуту сюда могут приехать. Пора уходить.
— А ты сможешь идти?
— Я буду стараться.
Ленка медленно встала, взялась за перила и сплюнула кровью. Затем как-то напряглась и сделала то же самое еще несколько раз. Я покрылась холодным потом, но постаралась не показать свой испуг Ленке.
— Что это такое? — только и смогла спросить я.
— Не знаю, — пожала плечами подруга.
— Ты кровью плюешь.
— Я вижу. Это плохо?
— Хорошего мало. Скорее всего, эта проклятая пика задела какой-то орган. Ты идти-то сможешь?
— Смогу. Ты не переживай. Я же тебе поклялась, что не умру.
Я подошла к Ленке, взяла ее за руку и помогла спуститься с лестницы.
— У тебя силы есть?
— Да.
— Ты уверена, что сможешь идти?
— Уверена.
Ленка сделала несколько шагов. Я повесила сумку с провизией на плечо.
— Лен, тебе не кажется, что слышен шум подъезжающей машины?
— Да. Я тоже слышу.
Ленка посмотрела на меня испуганно, а затем перевела точно такой же испуганный взгляд на Нику. Я слегка дернулась и наклонилась над девушкой.
— Ника, извини, кто-то едет. У меня подругу ранили. Мы с ней уходим в горы. Правда, я сомневаюсь, что она сможет долго идти. Я не знаю, что с тобой делать — ты же не можешь встать.
— Помогите мне, — прошептала девушка и закатила глаза.
— Как?
— Помогите мне…
— Но мы не можем тебя с собой взять. Ленка и так еле жива. Нам надо срочно уходить. Если мы доберемся до родины, то обязательно расскажем о тебе властям.
Я говорила и понимала, что я несу ужасный бред, и в то же время я понимала, что я попала в тупик, когда даже бред кажется хоть каким-то выходом и ты сама начинаешь в него верить. Наверно, так происходит всегда, когда человек попадает в безвыходное положение.
— Девочки, я слышу машину. Она совсем рядом. Это турки. Сейчас они начнут надо мной издеваться, и я умру в страшных мучениях. Я столько намучилась, что больше не выдержу. Честное слово, я больше не выдержу. Девочки, убейте меня, умоляю. Сделайте так, чтобы я не мучилась. Только сделайте это быстрее, раздумывать нельзя.
— Как мы тебя убьем? Патроны закончились, — Ленка повернулась в ту сторону, откуда доносился шум подъезжающей машины, и побледнела еще больше. — Может, руками задушить? Об этом нас даже не проси. До крайностей не дойдем.
— Умоляю…
Поняв, что у нас практически не остается времени на бегство, я молниеносно выхватила пистолет и спросила, не слыша собственного голоса:
— Ника, ты уверена, что этого хочешь?
— Абсолютно! — Увидев пистолет, Ника улыбнулась, и в ее потухших глазах запрыгали радостные лучики. — Девочки, родненькие. Спасибо вам огромное. Спасибо… Побывайте в Воронеже. Скажите моим близким, как сильно я их любила.
— Мы обязательно к ним заедем, если доберемся до родной земли, — сказала я, с трудом сдерживая слезы.
— Вы обещаете?
— Обещаем.
— Прощайте, девочки. Торопитесь, машина уже совсем близко.
— Прощай, Ника, — с трудом проговорила я.
Ника закрыла глаза и улыбнулась.
Я отвернулась и нажала на спуск. Ленка вскрикнула и закрыла лицо руками. Ника затихла.
— Вот и все. — Я кинула бесполезный пистолет рядом с Никой.
— Вот и все, — повторила следом за мной Ленка. — А ты уверена, что патронов больше нет?
— Уверена.
— Точно?
— Да.
— Они у тебя каждый раз кончаются, а затем чудесным образом появляются…
Не успела Ленка договорить, как я схватила ее за руку и побежала, потащив ее следом за собой.
— Леночка, миленькая, держись, — умоляла я. — Машина уже здесь.
Ленка морщилась, но не отставала от меня ни на шаг.
Забежав за дом, я посадила Ленку на землю, а сама подошла к углу дома и осторожно выглянула.
— Вот черт, досиделись…
Подъехала старая иномарка, из нее высыпало четверо турок, одного из которых я узнала сразу. Это был тот самый водитель, который встречал нас вместе с Экрамом в аэропорту. Подойдя к телу девушки, турки о чем-то громко заговорили и стали пинать ее ногами в надежде на то, что она еще жива и откроет глаза.
— Ленка, пошли. Умоляю тебя, пошли.
— Куда? — взмолилась совершенно обессилевшая Ленка.
— Куда глаза глядят… Только подальше от этого дома. Бежим скорее…
Не знаю, сколько времени мы шли по лесу, вернее, я тащила повисшую на мне Ленку. Мне казалось, что за нами гонятся и вот-вот настигнут, но сколько бы я ни оглядывалась назад, не видела ничего, кроме леса, гор, здоровенных каменных глыб и нескончаемой череды карликовых сосен.
— Больше не могу, — с трудом прохрипела я и бросила дорожную сумку на землю. — Давай передохнем.
Подруга утвердительно кивнула и прилегла, опершись спиной на дерево.