— Развод — это когда ты сутками лежишь в комнате с закрытыми глазами и тебе совершенно не хочется их открывать! — Я почувствовала, что перешла на крик, но уже ничего не могла с собою поделать. — Развод — это маленькая смерть. Тебе только кажется, что ты еще жив, но на самом деле ты понимаешь, что ты уже давно умер! Развод — это когда ты ощущаешь, что столько лет потеряно зря, что их просто вычеркнули из жизни, при том что жизнь и без того достаточно короткая! Развод — это когда уже никто не поцелует тебя утром перед тем, как бежать на работу! Развод — это когда тебе не надо тщательно утюжить воротнички мужних рубашек! Развод — это не что иное, как похороны, когда ты хоронишь свои надежды, свою любовь, свои так и не реализованные мечты! Развод — это грязь в доме, целая гора пустых бутылок из-под спиртного на кухне и появившиеся сигареты, хотя ты никогда и не курила раньше! Развод — это ненависть ко всему миру, и в первую очередь к самой себе за то, что в отличие от других у тебя ничего не получилось и ничего не срослось! А еще развод — это отсутствие одного человека, без которого ты теперь должна научиться жить!
Я села к Зие на колени. Зия обнял меня и поцеловал в лоб.
— Успокойся. Так нельзя. Не надо здесь жить. Купим новую квартиру. Забудь о старой.
— Да! Ты прав! — Я поцеловала его.
…На следующий день мы отправились к моим детям и раздали им подарки. Встреча была слишком бурной и слишком громкой. Дети познакомились с Зией, а Зия был от них в восторге.
Посадив малышей с двух сторон, он принялся рисовать им различные красочные турецкие пейзажи и рассказывать о достопримечательностях своей страны. Пока Зия возился с детьми, я ушла к маме на кухню и усадила ее напротив себя.
— Светлана, почему ты так долго не звонила? — Мать всхлипнула и вытерла носовым платком слезы.
— Извини, мама, не могла.
— А это кто?
— Это мой друг.
Мама посмотрела на меня подозрительно.
— Доченька, но ведь он же турок.
— Понятное дело, что не китаец.
— Как же так?
— Мам, но я же не замуж за него выхожу.
— Тогда почему он с тобой?
— Это просто мой друг, и он всегда будет рядом.
— Да что у нас русских мужиков, что ли, нет?
— Есть. У меня уже русский мужик был, так он меня с двумя детьми оставил…
— Так что ж теперь с турками, что ли?
— Мама, он просто друг.
— А может, лучше русского друга найти? — никак не могла успокоиться мать.
— Мама, друзей не находят. Они находятся сами. Я не искала Зию. Он нашел меня сам, и я многим ему обязана. Ну сама посуди, кому нужна мать двоих детей? Кому нужны чужие дети?
— А турку, значит, нужны?
— Турку нужны. Турку хоть двое, хоть трое, хоть десять… Ладно, мам, это шутка. Значит, так. Слушай меня внимательно. Я покупаю новую квартиру. Отдаю Сашку в новую школу, за которую я теперь в состоянии платить… Катеньку мы тоже переведем в другой садик. А сама… буду продолжать работать.
— Света, где ты заработала столько денег?
— Мама, я заработала много денег. Я теперь состоятельная, обеспеченная женщина. Теперь все будет совсем по-другому… А где, неважно.
— Но разве это возможно?
— Да. Мам, а ты про Костика ничего не слышала?
— Нет, — замотала головой мать. — Ничего. Он к нам ни разу не заезжал и детьми не интересовался.
— И не надо. Мы теперь сами с усами. Даже если бы он и заехал, кто бы ему позволил приблизиться к детям. — Я притянула к себе мать и слегка ее обняла. — Мама, теперь у нас все чудесно. Ты даже не представляешь, как у нас здорово пойдут дела. Мне придется поработать в Коктебеле, но я буду приезжать к вам каждый месяц…
Я обещаю, что все будет очень даже хорошо.
Драгоценности, украденные в гареме, были сразу пущены в дело. Я купила новую квартиру для мамы с детьми. Устроила сына в новую школу, а дочку в новый, более престижный детский садик. Как же прекрасна становится жизнь, когда у тебя есть деньги, думала я, глядя на своих близких. Дети преобразились, заметно повеселели и очень сильно привязались к Зие. Теперь не осталось ничего, что напоминало бы мне о Костике.
Я переехала в совсем другой район и возвращалась в свое новое жилище всегда медленным, прогулочным шагом, не без сожаления посматривая на женщин, волокущих неподъемные сумки с продуктами, торопясь к кастрюлям, стирке, плите. С некоторых пор мне стало незачем спешить… Мне не надо было готовить каждый день что-нибудь вкусненькое и что-нибудь свеженькое и при этом преданно заглядывать в рот мужу в надежде на то, что он оценит мои кулинарные таланты.
Сейчас, вспоминая свою прошлую жизнь, я испытываю что-то вроде обиды и разочарования. Когда была замужем, мне казалось, что я счастлива. А теперь понимаю, как глубоко я была несчастна. Вскакивала ни свет ни заря, готовила ему завтрак, провожала на работу, завязывала галстук — сам он так и не освоил эту премудрость. Затем вела одного ребенка в школу, другого в детский сад и мчалась, как гончая, на рынок, чтобы нагрузиться продуктами, стиральным порошком, моющими средствами. Мыла посуду, стирала, гладила, убирала квартиру, поливала цветы, если они разрослись, пересаживала их в другие горшки, подсчитывала расходы, натирала кафель до блеска, смотрела какую-нибудь мыльную оперу и встречала сына из школы. Затем садилась с ним делать уроки, забирала дочку из детского сада, грела ужин и ждала мужа с работы. Мне вздохнуть-то некогда было, не то что пожить в свое удовольствие.
А самое главное, что теперь я всегда с радостью возвращаюсь домой. Мне было неприятно вспоминать то время, когда я осталась совсем одна и меня ждали унылые стены, телевизор и воспоминания…
В то время я ничего не ела, много пила, много курила и постоянно сидела с сигаретой у окна, как старая бабка, которая наблюдает за всем, что творится во дворе. Дети играют в футбол, в казаки-разбойники, кто-то моет машину, кто-то выгуливает свою собаку, а я все сижу, смотрю и думаю, как была неправа, что считала мужа самым лучшим мужчиной на свете.
Это только теперь я поняла, как слепа бывает любовь.
Как же она нелепа… Как же можно было жить с мужиком и не понять, что у него есть любовница? Как же было можно? А по ночам я прислушивалась к шуму лифта, ожидая, что лифт обязательно приедет на мой этаж и из него выйдет заблудший хозяин. Войдет в дом и скажет, что любит меня. Тогда я жила в постоянном ожидании счастья…
Я не любила вспоминать это страшное время, когда эмоции и чувства преобладали над разумом, и старалась прогнать его из памяти.
Пока мы готовились к поездке в Коктебель, Зия сам стоял у плиты, а в те дни, когда мы ночевали у мамы, он устраивал самый настоящий пир и всегда баловал моих детей чем-нибудь вкусненьким. А когда он испек праздничный торт и стал разучивать вместе с моими детьми турецкие песни, мама так растрогалась, что не выдержала и вновь прослезилась.