— Лицемерный козёл, — зло выругался Ру. — Ведь он ничего о нас не знает, ничего! Послушать его, так все мы воры и убийцы. Я всегда плачу за себя. В жизни не попрошайничал. Всегда работаю…
— Выпей ещё шоколада, — мягко предложила я, наливая ему ещё один бокал. — Не все мыслят так, как Жорж и Каролина Клэрмон.
— Знаю. — Он стоял в агрессивной позе, скрестив на груди руки, будто защищался.
— Я иногда прошу Клэрмона починить мне что-нибудь, — продолжала я. — Скажу ему, что намерена произвести ещё кое-какие ремонтные работы в доме. Если дашь мне список необходимых материалов, я всё достану.
— Я заплачу, — вновь подчеркнул Ру, словно боялся, что его заподозрят в бесчестности. — Деньги — не проблема.
— Разумеется.
Он немного успокоился и отхлебнул шоколад, пожалуй, впервые оценив по достоинству вкус напитка. Неожиданно лицо его озарила обаятельная улыбка.
— Она очень добра к нам. Арманда, — уточнил он. — Заказала для нас провизию, лекарства для малыша Зезет. Вступилась за нас перед вашим каменнолицым священником, когда тот вновь попытался прогнать нас.
— Он не мой священник, — быстро вставила я. — В его представлении, я, как и вы, являю собой опасное зло для Ланскне. — На лице Ру отразилось удивление. — Серьёзно, — заверила я его. — Думаю, он считает, что я оказываю разлагающее влияние. Каждую ночь устраиваю шоколадные оргии, проповедуя неумеренность плоти, когда каждый порядочный человек должен находиться в постели, в одиночестве.
Его глаза такого же неопределённого оттенка, как городское небо в дождливую погоду. Когда он смеётся, в них мерцают коварные искорки. Анук, доселе сидевшая тихо, как мышка, что было ей отнюдь не свойственно, мгновенно подхватила его смех.
— А ты разве завтракать не хочешь? — пропищала она. — У нас есть pain au chocolat. Круассаны у нас тоже есть, но pain au chocolat вкуснее.
Ру мотнул головой:
— Нет, спасибо.
Я положила на тарелочку кусок пирога и поставила перед ним.
— За счёт заведения, — сказала я. — Попробуй. Я сама пеку.
Очевидно, с моей стороны это было неосмотрительное высказывание, ибо он опять замкнулся, улыбка сошла с его лица, сменившись уже знакомым выражением напускного безразличия.
— Я в состоянии заплатить, — с вызовом отвечал он. — У меня есть деньги. — Он вытащил из кармана комбинезона горсть монет, покатившихся по прилавку.
— Убери, — распорядилась я.
— Я же сказал: я могу заплатить, — вспылил он. — Я не нуждаюсь…
Я накрыла его ладонь своей. Он попытался отдёрнуть руку, но потом встретился со мной взглядом.
— Тебя никто ни к чему не принуждает, — ласково произнесла я, сообразив, что задела его гордость. — Я ведь сама пригласила тебя. — Он по-прежнему смотрел на меня враждебно. — Я всех угощала. Каро Клэрмон. Гийома Дюплесси. Даже Поля-Мари Муската, который выдворил тебя из своего кафе. — Я помолчала, давая ему возможность осмыслить мои слова. — И никто из них не отказался. Почему же ты считаешь себя вправе отвергнуть моё гостеприимство? Или ты какой-то особенный?
И тогда он устыдился своей вспышки. Промямлил что-то невнятно себе под нос. Потом вновь посмотрел мне в глаза и улыбнулся.
— Извини, — сказал он. — Я просто не так понял. — Помедлив сконфуженно несколько секунд, он наконец взял пирог. — Но в следующий раз я жду тебя в своём доме, — решительно заявил он. — И я буду глубоко оскорблён, если ты не придёшь.
Потом Ру держался дружелюбно и гораздо свободнее. Какое-то время мы говорили на нейтральные темы, но постепенно наша беседа приняла более откровенный характер. Я узнала, что Ру жил на воде вот уже шесть лет, поначалу один, потом нашёл себе спутников. Раньше он был строителем и теперь зарабатывал на жизнь, выполняя ремонтные работы, а летом и осенью убирая урожай с полей. Очевидно, к бродячему образу жизни его вынудили какие-то неприятности, но я понимала, что пытать его об этом не следует.
С появлением моих первых завсегдатаев он тут же собрался уходить. Гийом вежливо поприветствовал его, Нарсисс дружелюбно кивнул, но всё же мне не удалось убедить Ру остаться и поговорить с ними. Он запихнул в рот остатки своего пирога и, приняв вид надменного равнодушия, который, как ему казалось, наиболее уместен в присутствии чужих людей, покинул шоколадную.
У двери он, словно опомнившись, внезапно обернулся и сказал:
— Не забудь про приглашение. В субботу, в семь часов вечера. И маленькую незнакомку не забудь привести. — С этими словами он вышел прежде, чем я успела поблагодарить его.
Гийом дольше обычного пил свой бокал шоколада. Нарсисса сменил Жорж, затем Арнольд пришёл купить три трюфеля, пропитанные шампанским, — он всегда покупал три трюфеля со вкусом шампанского и при этом виновато тупился, скрывая собственное нетерпение, — а Гийом всё сидел и сидел на своём обычном месте, и с лица его не сходило тревожное выражение. Несколько раз я пыталась разговорить его, но он вежливо отделывался односложными фразами, думая о чём-то своём. Под его табуретом неподвижно лежал вялый Чарли.
— Вчера я беседовал с кюре Рейно, — наконец произнёс Гийом, да так неожиданно, что я вздрогнула. — Спросил его, как поступить с Чарли.
Я вопросительно взглянула на него.
— Ему это трудно понять, — продолжает Гийом, как всегда, негромко, но внятно. — Он думает, я упрямлюсь, отказываясь слушать ветеринара. Хуже того, он считает меня глупцом. В конце концов, Чарли ведь не человек. — Он замолчал. Я слышу, как он тяжело сглатывает, пытаясь совладать со своим горем.
— Что, он совсем плох?
Ответ я уже знаю. Гийом смотрит на меня печально:
— Да.
— Понятно.
Гийом машинально нагнулся и почесал у Чарли за ухом. Пёс безучастно взмахнул хвостом и тихо заскулил.
— Хороший пёс. — Гийом смущённо улыбнулся мне. — Кюре Рейно неплохой человек. Он не хотел быть жестоким со мной. Но сказать так… в таких выражениях…
— Что он сказал?
Гийом пожал плечами.
— Что я из-за своего пса стал всеобщим посмешищем. Что ему всё равно, как я живу, но нужно быть круглым идиотом, чтобы нянчиться с собакой, будто это дитя малое, и тратить деньги на бесполезное лечение.
Во мне заклокотал гнев.
— Какая мерзость!
Гийом покачал головой.
— Просто ему трудно это понять, — повторил он. — Он не любит животных. А мы с Чарли уже так давно вместе…
У него на глаза навернулись слёзы, и он, чтобы скрыть их, резко тряхнул головой.
— Я иду к ветеринару. Вот только допью шоколад. — Его бокал уже двадцать минут как пуст. — Ведь это не обязательно делать сегодня, правда? — В его голосе слышится отчаяние. — Он ещё довольно энергичен. И ест лучше в последнее время, я же вижу. Кто может меня заставить?