На неё! Ну не ангел ли?
— За что? — взяв себя в руки, воскликнул я. — За что?! Да разве на тебя вообще можно сердиться? Милочка, волшебница, да существует ли на свете человек, способный на тебя сердиться? Если так, то назови мне его имя, и он горько пожалеет о том, что родился. И даже о том, что его родители когда-то встретились. Если успеет.
— А если я скажу, что это мой папочка?
— Хм… Отеческий гнев не есть дурной проступок, но пункт воспитания, — переменил я тон. — Он проходит по другому ведомству… хотя, если сделаешь заявку, я рискну указать ему на неверный стиль поведения. Чем бы мне сие не грозило. Это из-за вчерашнего? — спросил я уже без кривлянья.
— Да. То есть нет. То есть не только… Не переживай, Филипп, я ему заявила, что ты мне нравишься, он и смягчился! — выпалила она вдруг. — И это правда.
— А… — сказал я и смущенно примолк, не зная как быть дальше. Как назло, на глаза мне попала Юлина записка. "Целую — сам знаешь, куда!" Да уж, знаю. Ситуация… Наконец я решился: — Сейчас же приеду.
— Не нужно, — сказала она поспешно. — Правда, не нужно. Поверь, тебя мои слова ни к чему не обязывают. Я знаю, у тебя есть женщина. И слава Богу… наверное. Ты — мужчина, а я — девушка…
Мне тут же вспомнилось Прутковское: "Ты девица; я мужчина…" — "Ну, так что же впереди?" Но, памятуя о его же: "Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны", — я крепко прикусил язык.
— …Зато у меня есть принципы, — горячо говорила между тем Милочка, — с которыми привычная для тебя жизнь не состыкуется. А идти против них я пока не готова. Прости, что всё это я тебе говорю так по-дурацки, по телефону. — Она вздохнула. — Но мне так легче и проще. А теперь к делу. Игорь Игоревич просил передать, что… так, сейчас вспомню… Ага! Что осины и ёлки ждут, что в деревню, в глушь лежит твоя дорога, и что время исключительно дорого. Как понимаю, это означает, что увидимся мы не скоро, — добавила она как будто с облегчением. — Наверное, так будет лучше. Да, значительно лучше. Счастливого пути, Филипп.
Не успел я ответить, как Милочка повесила трубку.
За ананасы Анжелика меня чуть было не поколотила. Но, поразмыслив, решила, что человек без чувства юмора достоин всяческого сожаления и помиловала. После чего, почти без перехода, бросилась обнимать, жарко целовать, сообщая, что невероятно счастлива. Что счастливей её никого в целом мире нет.
— Неужели знакомство со мной тому причина? — поинтересовался я несколько обескуражено.
— Размечтался! — Она спешно отстранилась, сообразив, что мои ответные объятия и лобызания имеют оттенок неуместной для её рабочего кабинета чувственности. — При чём тут ты? Илья «Европу» среди юниоров взял! Представляешь! Ночью мне из Праги звонил. Говорит, всё ещё не верит.
Илью я знаю хорошо. Не по годам серьёзный парнишка. А уж к спорту относится с обстоятельностью непередаваемой. Такие и становятся чемпионами, если не надрываются. К «Европе» его готовила Анжелика, поскольку лучше её в Императрицыне мало кто умеет по предсоревновательной дистанции «качка» провести. До титула, если повезёт; до больничной койки, если не очень.
— Поздравляю, — искренне сказал я. — Вернётся, передавай ему от меня поклон.
— А ты куда? Опять тренировки пропускать собираешься?
В ответ мне пришлось смущенно улыбнуться, виновато потупив взгляд. Затем я послал Анжелике воздушный поцелуй и испарился.
Город удалось покинуть без приключений.
В кармане у меня лежала справка о всестороннем психиатрическом обследовании гражданина России Капралова Филиппа Артамоновича, выявившем идеальное вышеназванного гражданина здоровье. А также справка из военкомата, сообщающая, что всё тот же идеально здоровый Капралов проходил действительную военную службу в пограничных войсках РФ, следовательно, грамотному обращению со стрелковым оружием обучен. Справки служили основанием для разрешения гражданину Капралову владеть огнестрельным нарезным оружием калибра не более 9,2мм, не автоматическим, не специальным.
"Беретта" Большого Дядьки требованиям закона полностью соответствовала, однако со мной её сейчас не было. Хорош бы я был, заявившись в отчий дом при пистолете под мышкой! С лёгким сердцем оставил я «беретту» в квартире, в надёжном тайнике, вместе со своей долей фамильных драгоценностей, несколькими килограммами героина, парочкой считающихся утраченными подлинников эпохи Ренессанса во главе с "Ночным дозором". Там же, кстати, хранятся полные списки британской разведагентуры и северокорейских диверсантов в России. А так же ведро универсального лекарства от всех болезней, включая излишнюю доверчивость к чьему бы то ни было трёпу.
Могу уступить чарку и вам.
Под колёса ровно ложился влажный асфальт, мерно поскрипывали «дворники», а на заднем сидении негромко ворковала парочка симпатичных «голубеньких» молодого совсем ещё возраста. Подсадил я их возле заправки, на выезде из города, сжалившись над мокрыми печальными фигурами. Были они вдобавок угнетены большущими рюкзаками и металлическими чемоданами для переноски какой-то специальной аппаратуры. Просили подвезти до поворота на Петуховку. Заплатили вперёд, и во время переговоров вели себя прилично. В смысле — глазки не строили.
Отчего не взять, решил я, с попутчиками веселей.
Сначала, озябшие и промокшие, ничего такого, шокирующего агрессивно гетеросексуальную мою сущность, они себе не позволяли, и я легко терпел их присутствие. Тем более, я даже не подозревал об их необычной ориентации. Однако, пригревшись и приободрившись, начали они мало-помалу ухаживать друг за дружкой, посчитав, что водитель, всецело занятый заливаемой дождем дорогой, ничего не замечает.
И я, гордясь собственной терпимостью, старался ничего не замечать. "Какое, собственно, мне, либералу из либералов, дело до их ориентации? — думал я. — И не нужно, чёрт побери, так психовать! Находясь, тем паче, за рулем. Ну, влюблены они. С кем не бывает? Что теперь, под дождь их прикажете высаживать, в чисто полюшко?"
Произведя дюжину дыхательных упражнений, успокаивающих нервы, я немного остыл. Настолько, что мне даже пришло в голову включить кассету со старой записью "Pet Shop Boys". Ребятки, заслышав вокализы одноцветных "братьев по оружию", возликовали и принялись подпевать, демонстрируя неплохой музыкальный слух и классическое английское произношение. Увлеченные песнопениями, они прекратили обниматься, и я спокойно довёл «Рэнглер» до потребного отворота.
— Здесь сойдёте или дальше поедем? — спросил я дружелюбно, чувствуя себя готовым номинантом на Нобелевскую премию мира.
— Так вы что, тоже в Петуховку? — с радостным изумлением спросил тот, что постарше. — Если да, то мы были бы вам крайне благодарны, если бы вы довезли нас до места.
— Ну что ж, будьте благодарны, — сказал я, лихо сворачивая на грунтовку. — А вы, между прочим, к нам за какой надобностью? Не подумайте, что интерес мой праздный. Скорее, во мне говорит беспокойство за ваше здоровье. У нас, знаете ли, население кондовое, свято чтит традиции, заповедованные пращурами… Выражаясь прямее, могут и лицо набить, ежели докопаются, что вы геи. А это трудно не заметить.