— Точно, — поддержал его старший брат. — Постоянно мясо хавает да рыбу. Жирная, сволочь!…
— Тогда сегодня вечерком забуримся? — предложил Клаус.
— Базара нет, — сказал Серый, а Лёха кивнул.
В двенадцатом часу вечера по заднему школьному двору прошмыгнуло три мальчишеских силуэта и растворилось в тени стены. Коротко вжикнула застёжка-молния на сумке, звякнуло железо.
— Дурак, нафига ломать? — громко и недовольно зашептал Серый. — У меня ключ есть. Не совсем подходящий, но маленько поковыряться, дак откроется.
— Вы чё, уже лазили? — спросил Клаус, пряча обратно в сумку небольшой гвоздодёр.
— Не раз, — сказал Серый, осторожно отворяя дверь запасного выхода. — В учительской видик, и окошки хорошо зашториваются. Мы порнуху смотрели. Лёха вон все трусы обкончал.
— Сам ты обкончался, — вскипел Лёха. — Мне наоборот противно было. Фигню какую-то смотрели. По баням подсекать и то баще.
— А сторож? — вдруг опомнился Клаус.
— А у сторожа дом через дорогу. Он как в десять уйдет, так только к пяти заявится. Дома-то спать всяко баще.
— И вы до сих пор ничего не стырили? — поразился Клаус. Братья отрицательно и с долей недоумения покачали головами. — Вы точно лохи! — вынес Клаус вердикт.
— Сам ты лох. Тебе хорошо, ты нездешний. А у нас если мамка узнает, что мы чего-нибудь украли — палец отрубит, — пожаловался Лёха. — Скажи, Серый!
— Базара нет, — подтвердил с уверенностью в голосе старший. — А батя узнает — вообще убьёт.
Клаус завел глаза и резко выдохнул: "п-х!", выражая крайнюю степень изумления и презрения. Про себя он решил, что непременно воспользуется валящейся прямо в руки удачей. Чуть позднее. Например, на будущей неделе.
Из-за темноты никто из братьев его пантомимы не увидел и не оценил.
Быстрым шагом мальчишки добрались до столовой. Серый посветил зажигалкой. Возле двери, свернувшись калачиком, спала крупная собака. Клаус вздрогнул и замер, прикрываясь сумкой. Суки тормозные, думал он о братьях, медленно пятясь. Блин, сейчас нам всем хана!
Собака лениво подняла голову, насторожила острые уши, понюхала воздух. А затем устроилась в прежней позе и, кажется, снова задремала. Братья, мало обращая на неё внимание, действуя умело и слаженно, вынули из двери узенькую дощечку. Было ясно, что дощечка выполняет чисто декоративные функции. Лёха просунул внутрь руку, недолго покопался, замок щёлкнул и дверь распахнулась. Старший присел к собаке и принялся поглаживать, трепать за ушами, что-то успокоительно нашептывая. Собака без особого энтузиазма постукивала хвостом по полу.
— Быстро проходи, — скомандовал Клаусу Серый. — Только не бегом.
Клаус повиновался. Стоило ему очутиться в столовой, Серый оставил собаку, в два шага догнал его, и захлопнул за собой дверь.
— Пересрался? — спросил он, внимательно изучая в трепещущем свете пламени зажигалки лицо Клауса. — Здоровенная, да?
Клаус не ответил. Он немилосердно корил себя, что связался с этими придурками. Но Демон сказал: всех кошек надо кончить в Петуховке. Семь штук, одна в одну. Это — важно. Иначе никакое братство люциферитов Клаусу не светит. А светит петелька на шею. "Пусть она здесь и останется, — усмехнулся Демон, подёргав проволоку, что готовил Клаус для «заказанной» Мурки. — Как напоминание, что ты — мой должник. Во времени не ограничиваю. Главное, чтобы ритуал был соблюдён. А поймают…" Он многозначительно посмотрел Клаусу прямо в глаза. Молча, щерясь широким тонкогубым ртом с дырой на месте одного из верхних резцов. Клауса продрала дрожь. Он совершенно чётко понял, что попадаться нельзя ни в коем случае.
— Где она? — спросил Клаус. — Кис-кис, эй, топай сюда! Гляди, у дяди Клауса валерьяночка для тебя! Кис-кис-кис! А вдруг её нету? — забеспокоился он. — Может, она гулять ушла?
Опровергая его слова, откуда-то из-за дальних столов показалась кошка. Видимо, запах валерьянки раздразнил её чуткие ноздри даже на таком солидном расстоянии. Чем меньшая дистанция их разделяла, тем быстрее двигался зверек. Последние метры до душистой лужицы, растёкшейся на полу, кошка преодолела тяжёлой рысцой. Короткий, кривой на кончике — не иначе, сломанный и неправильно сросшийся — хвост торчал трубой. Она действительно была очень толста, короткая гладкая шерсть лоснилась. Сытая жизнь при кухне шла ей впрок.
Кошка противно мяукнула и начала лизать пол, ничуть не смущаясь присутствия мальчишек.
— Короче, чуваки, — сказал Серый задумчиво. — Облом. Она же, как налижется, сдуреет. Нам её не взять тогда, железно. Да и вообще, как мы её прибивать будем? Исцарапает же в кровь. Надо чё-то типа мешка.
— Я могу курточку отдать, — с готовностью предложил Лёха.
— Новую-то? — пронзил его недовольным взглядом Серый. — Да ты офигенно крут, брателло! Ты ещё трусы свои отдай.
Лёха поскучнел. Серый не унимался:
— Клаус, ты чё молчишь? Ты об этом не подумал, что ли? Или мы её сначала кокнем? А чем, гвоздодёром?
— Отставить кокать! — с ноткой превосходства сказал Клаус. — Я в валерьянку снотворное добавил. Щас отрубится.
Кошка, досуха вылизав пол, принялась тереться об него мордой, смешно буксуя задними лапами, выгибаясь и перекатываясь через спину. Не прошло и минуты, как её движения сделались замедленными, неуверенными. Наконец она замерла, лёжа на боку, только передние лапы с растопыренными когтями чуть подрагивали.
Клаус тронул её ногой. Кошка не отреагировала. Тогда он взял её за хвост и поднял высоко в воздух, демонстрируя братьям. Затем почти бережно уложил в сумку.
— Где пришлёпаем? — спросил он. — В учительской?
— Не, лучше на географии. Во, Георгин порадуется! — сказал Лёха. — Брателло, прикинь, на географии клёво будет?
— Базара нет! — сказал Серый, злорадно ухмыляясь.
Школа сделалась уже совсем тёмной, и идти по ней было жутковато. Спотыкаясь, подбадривая друг друга матерками и насмешками, они поднялись на третий этаж. В самой глубине рекреации, возле огороженной решёткой железной лестницы, ведущей на чердак, располагался кабинет географии. Тут, в тупике без окон, темень стояла запредельная, такая, что казалось, её можно черпать горстями. От чердачного люка припахивало пылью и голубиным жильём. Лестница, ведущая из тупика вниз, была заперта хлипкой двустворчатой дверью с висячим замком. Пожарная безопасность нарушалась прямо-таки вопиюще, зато уборщице не приходилось мыть дополнительные лестничные марши.
— Мрак — могильный, — попытался разрядить обстановку Клаус, но вышло только хуже.
— Ты думай, чё говоришь! — озлобленно набросился на него Серый.
Огонёк зажигалки, который он из экономии убавил до минимума, ругая себя за то, что не догадался прихватить фонарик, только усугублял положение. В зарешеченном углу метались тени и, кажется, что-то копошилось. Лёха вдруг запаниковал, отбежал к широкому центральному окну, из которого сочился кое-какой свет от луны и фонаря в школьном дворе, и звенящим голосом сказал, что всё, останется тут. А если его попытаются от окна оттащить, он так заорёт, что мало никому не покажется. Он вцепился в батарею парового отопления как клещ и смотрел на товарищей огромными, блестящими от слёз глазами. Его было не узнать.