– Что дальше? Дыба?
– Можете одеваться, – смилостивилась очаровательная повергательница мужской гордости в прах. – Погодите-ка. – Она ловко приклеила к моей уколотой заднице кусочек пластыря.
В шортах и майке я почувствовал себя совсем другим человеком, – таким, чье имя звучит гордо. При виде смеющегося лица Вероники гордости поубавилось.
– Итак? – спросил я. – Неужели годен?
– По всем статьям, – сказала она. – Даже зубы здоровые! Вот уж редкость, так редкость!
– Могу гвозди рвать, – похвастался я. – Вам не нужно? – и завертел головой в поисках торчащих шляпок.
– Нет! – засмеялась она. – Жалобы какие-нибудь имеете? Плохой сон? Плохой аппетит? Жидкий стул? Частые запоры?
– Есть одна. – Я сделал озабоченное лицо. – Время от времени начинают по мне бегать какие-то животные. Мелкие такие, то с хоботками, то с рожками. Я и название знаю, специально в медицинской энциклопедии смотрел! Насилу, правда, запомнил: делириумы какие-то, тременс… Не поможете ли избавиться?
– Для нашей медицины нет ничего невозможного, – сказала Вероника Владимировна. – Слушайте и запоминайте! Перво-наперво – ежедневная трехразовая клизма. Затем – касторовое масло – перорально, сорок миллилитров за один прием, – так же трижды в день. Ну… и инъекции витаминов группы Б внутримышечно – очень, знаете ли, способствует! Назначаем? – Она вопросительно и строго посмотрела на меня.
– Пожалуй, не стоит. Подумаешь, чертики-слоники… Не извольте беспокоиться, сам справлюсь! – бодро пообещал я и поспешно ретировался под ее заливистый хохот.
Игорь Игоревич дымил чудовищной своей сигарой и улыбался каким-то мыслям. Если не ошибаюсь, я даже знал, каким именно.
– Куда теперь?
Он разогнал рукой голубое облачко табачного дыма.
– На склад, за обмундированием и амуницией. Вы еще не проголодались?
– Нет, а вы?
– А я бы чего-нибудь съел… Ну, да это подождет. Идемте!
С капусты-то, пожалуй, много не набегаешь, – подумал я и зашагал за ним следом.
– Вам понравилась Вероника Владимировна? – спросил он меня вдруг.
– Очень! – сознался я. – У вас все женщины такие прелестные?
– Пожалуй… Большинство, я думаю.
– Интересно, как они относятся к нам, представителям отсталых народностей? – словно бы в пространство, задумчиво спросил я.
– С огромным интересом!
– Исследовательским?
– Не только… Между прочим, Вероника – лишь наполовину терранка. Отец ее был русским. Но она вам не по зубам, Фил, – поспешил проявить заботливость Игорь Игоревич. – Об нее уже многие эти самые зубы сломали. Предостерегаю по-дружески.
Ой-ой-ой! – понял я его. – Значит, и ваши обломочки, Игорь Игоревич, там валяются. И пенечки-корешки, в деснах оставшиеся, еще побаливают.
Вслух же я только промычал невразумительно. Пусть как хочет, так и понимает.
* * *
Каптерка была как каптерка. Точь-в-точь как у нас на заставе. Везде бирочки, таблички, порядок и вроде даже запах гуталина. Каптенармус, тот и вовсе был родным братом всех старшин и прапорщиков, встреченных мною на жизненном пути. Как он корчился, бедняга, когда выдавал мне штатный набор! Словно со своим расставался, с последним!
И понять его было можно. Столько вещей для одного служивого, наверное, и в самой распоследней Буржуинии не полагалось.
Связка белья. Связка носков. Два комплекта зеленого трико, первый – повседневный, однотонный, второй – камуфляжной расцветки, полевой. Берет, – не малиновый, правда, такой еще заслужить надо, – пятнисто-зеленый. Ботиночки типа хаген, или, по-простому, говнодавы – со шнуровкой по колено и ло-мо-вой подошвой. Ранец (Спальник – внутри, – буркнул каптенармус), ремни разные, фляжки-фонарики, тесак в ножнах, весьма смахивающий на Бобр-1. Шлем с прозрачным забралом, какая-то штуковина, похожая на крошечный микрокалькулятор с прочной крышкой и ремешками для крепления на руке, комбинезон – вроде бронежилета со стегаными штанами. А напоследок – широкий чешуйчатый браслет.
– Личный, – пояснил старшина. – Зайдешь в санчасть, там перепишут на него все твои медицинские характеристики. Носи на правой руке не снимая – будет по чему опознать, если, ядрена, башку оторвет.
Успокоил, значит. А если, ядрена, руку тоже оторвет?…
Я сгреб все в кучу, притянул ремнями к ранцу и забросил на плечо. Тюк получился не только объемный, но и тяжеленький.
– Когда смена белья? – деловито поинтересовался я.
– Какая такая смена? Что я тебе, ядрена, еще и подштанники переодевать должен?! – поразился он, и без того смертельно угнетенный безвозвратной разлукой с новенькими шмотками.
– В ванной комнате есть специальная корзина, туда и бросайте по мере загрязнения, – прошептал мне Игорь Игоревич, подталкивая к выходу. – Чистые вещи вам будут приносить по пятницам.
На улице он вздохнул с облегчением:
– Не люблю я здесь бывать! Осуждаете?
– Да вы что? Как можно? – вполне искренне удивился я его вопросу.
– Спасибо, Фил! – так же искренне поблагодарил он. – Ничего не могу с собой поделать, столько лет пытаюсь привыкнуть – и никак!
– Зажуем это дело? – спросил я. – Лучше способа нет, вы уж поверьте!
– Зажуем! – согласился он. – Только сперва зайдем в казарму, вам следует переодеться.
По пути я мял пальцами ткань трико. Толстая, очень мягкая и гладкая. Скорей подходящая для зимы, а не для здешних парниковых условий. Вопрос личного комфорта и теплового баланса в одежде меня порядком озаботил, и я не преминул полюбопытствовать, не жарко ли солдатикам разгуливать в такой форме.
– Вы вот, гляжу, не носите, – сказал я Игорю Игоревичу.
– Я не ношу, потому как не положено, – молвил он. – Я же лицо наполовину гражданское, административный работник, так сказать… А жарко не будет. Материал, из которого изготовлены все предметы одежды и обувь, имеет самые высокие показатели по любым параметрам. Это вообще-то даже и не ткань в общепринятом, мануфактурном значении, а сложный комплекс из натуральных и синтетических волокон, с кордом из металлопластовой нити и капиллярным каркасом поддержки искусственного микроклимата. Подобное трико – весьма популярная одежда среди наших ученых-натуралистов и разнообразных любителей экстремальных видов отдыха: альпинистов, спелеотуристов и прочих покорителей природы. Уверен, понравится и вам.