Действительно, Касси почти не прислушивалась к разговору. Стратегическое осмысление обстановки, планирование масштабных операций было ей чуждо, она всего лишь исполнитель. В тот момент ее мысли занимал Джон Сатеруэйт, тело которого утром нашли в порту. Он был убит выстрелом в затылок. Вот отчего тоска, душевная боль…
— Не могу поверить, — подал голос Гавилан Камачо, — неужели мы до такой степени испугались, что решили попрятаться, как куропатки?
Он сидел рядом с отцом — нога на ногу, руки сложены на груди.
— Это не охота, Габби, — ответила ему Кали, — это война.
Гавилан даже не взглянул в ее сторону. У «ковбоев» совершенно утрачено чувство уважения к себе и одновременно презрения к противнику, они готовы назвать войной всякую склоку, тем более обмен оскорблениями с грязным сбродом.
— Я не имел в виду крики безумцев, которые каждый день собираются у ворот, — четко выговаривая слова, возразил он. — Я веду речь о концентрации усилий, о войне. Может, нам стоит подумать о превентивном ударе? Кто противостоит нам на планете? Народное ополчение? Два — ну, может, три — боеспособных полка. Этих мы разгромим первым же ударом. Если, конечно, сами не разделим наши силы.
Леди К. даже выпрямилась на софе, удивленно взглянув на Гавилана Камачо.
— Я не согласен, — заявил командир роты Харлей, набранной в Расалхаге, капитан Эрик Йохансен по прозвищу Гринго. — Мы не можем позволить себе вступить в бой с целой планетой. Тремя полками их силы не ограничиваются. А фузилеры? А если принц Дэвион пришлет подкрепление?
— Что может прислать Дэвион, когда он по уши завяз на линии перемирия?! — воскликнул Габби. — — Будет скрести по тыловым частям? Такие подкрепления нам не страшны.
В этот момент подал голос Жареная Картошка — Джон Эймс из роты Аделанте. На его щеке возле уха красовалась длинная, до сих пор кровоточащая царапина, нечесаные волосы челкой свешивались на глаза — взъерошенный, взвинченный, так он выглядел всегда после бурных объяснений со своей женой Воронихой. Она ревновала его ко всем женщинам полка. На этот раз Ворониха поставила мужу в вину слишком долгий разговор с Дженни Эспозито — Марипозой, водительницей «Валькирии», вдовствующей со времен сражения на Хачимане. Весь полк уже знал, что Ворониха поставила мужу ультиматум: либо он перестанет волочиться за юбками, либо она так отделает его, что мать родная не узнает. И для начала продемонстрировала ему, как она это сделает.
— А наши семьи? — Голос у него тоже был раздраженный, слишком нервный и заметно осипший. — Мне совсем не нравится, что мои дети не имеют покоя ни днем, ни ночью. И сам я не желаю, чтобы меня называли дра-ком. Наш контракт не предусматривает выслушивание грязных оскорблений!
Его слова вызвали бурные возгласы одобрения. Безудержная храбрость Дианы Васкес принесла свои плоды. Правда, не в том смысле, как это представлялось руководству полка. Вал протестов нарастал, но теперь все сборища, митинги, демонстрации носили исключительно мирный характер. Каждый митинг продолжался не более получаса; как только страсти начинали накаляться, подъезжала полицейская машина, офицер вежливо просил собравшихся разойтись, и те без возражений исполняли просьбу. Другое дело, что митинги практически не кончались — одна группа сменяла другую с раннего утра до позднего вечера, а то и ночь захватывали. На заборе ТТК появлялись оскорбительные надписи — обслуживающий персонал «Тураниан Транспорт» смывал их каждое утро.
Между собой бойцы все чаще стали называть себя заложниками. Все понимали, что в таком напряжении долго не продержаться. И зачем? Более-менее нормальные отношения у Кабальерос установились только с фузилерами. Люди сэра Озрика, обстрелянные бойцы, нутром ощущающие, как над Тауном сгущаются тучи, сами шли на сближение, но даже они, общаясь с «чужаками», не скрывали некоторой неприязни. Все основные политические партии Тауна, включая ДГ и народную милицию, были едины в неприятии Всадников. Средства массовой информации поливали наемников грязью. Даже правящая юнионистская партия участвовала в этой свистопляске.
— Вот и я говорю, — поддержал Жареную Картошку Гавилан Камачо, почему должны страдать наши семьи? — У самого Габби семьи не было, если не считать отца, однако его поняли правильно. — Почему, — повторил он, — наши семьи должны находиться на линии огня?
— В любом случае, нельзя терять голову, — рассудительно ответил подполковник Бейрд. — Разделяя наши силы, мы тем самым ослабляем их. — Он триумфально глянул на Леди К.
— Давайте не будем забывать: дядя Чанди нанял нас, чтобы мы защитили его собственность — шахты и лесные делянки, а не только ТТК и его центральный комплекс, -возразил Маккаби.
Касси отвернулась. Эта дискуссия — серьезная, на грани срыва — теперь не занимала ее. У нее родился план!
Сразу после полудня Касси покинула «Макбрайт». Как раз в это время Долорес Гальего обходила хозяйственные помещения отеля и проверяла партию белья, которую обычно отправляли в прачечную. Долорес уже давно подумывала о том, чтобы сменить ее, — прачечная явно не справлялась с такой нагрузкой, да и сервис оставлял желать лучшего. Трудность состояла в том, что, согласно контракту, полк не имел права менять обслуживающие фирмы. Тем не менее Долорес всерьез задумывалась, как бы деликатнее обойти этот пункт контракта. С этой целью она лично контролировала погрузку и выгрузку каждой партии белья.
Долорес быстро нашла общий язык с персоналом отеля. Помогли врожденная мягкость, умение убедить словом. Долорес ни разу пальцем не тронула своих пятерых детей, и в то же время никто в полку не мог упрекнуть их в неумении вести себя. Все эти дни, проведенные на Тауне, ее не оставляла тревожная мысль — что-то непременно должно произойти. Не может это напряженное ожидание беды закончиться впустую. Вот почему она постоянно была настороже, стараясь подмечать всякую странность, любой сбой в привычном, устоявшемся распорядке.
Подъезжавший со стороны города обслуживающий фургон сразу привлек ее внимание — слишком медленно он двигался. Шофер старался объехать каждую выбоину, каждую трещинку в дорожном покрытии.
Долорес заторопилась в кабинет управляющего отелем:
— Можно вас на минуточку?
Тот удивленно вскинул брови, затем. поднялся из-за стола и направился вслед за ней. Долорес через боковые двери вышла на низкое крыльцо, к которому обычно подкатывал фургон и откуда начиналась погрузка белья. День выдался пасмурный, над городом висела низкая облачность. Снега, правда, не было, и ближайшие подъезды к воротам ТТК и отелю «Макбрайт» были чисто прибраны. Тот факт, что городские власти первым делом бросали уборочную технику к транспортному производственному комплексу, тоже вызывал недоумение. На глазах у Долорес и управляющего водитель фургона — человек незнакомый, приехал впервые — заранее выключил мотор и, заметив, что за ним наблюдают, остановил машину метров за двадцать до крыльца. Быстро выскочил из кабины, сказал что-то в портативный телеком и быстрым шагом начал удаляться от гостиничного комплекса. Был он какой— то невзрачный, в серой куртке и неприметных штанах. Долорес резко развернулась к управляющему: