Расчеты оказались верными. Он услышал, как открывается дверь, потом донеслись шаги Элис, пока она ходила по комнате. Это продолжалось несколько минут, а потом она села в кресло. Минут пять стояла тишина. Наконец раздался голос Элис, звучавший решительно и твердо:
– Это Элис Рэук.
Пауза. Затем голос Говарда Трисонга, скрипучий и резкий:
– Да, Элис, я слушаю тебя. Что нового?
– Я сделала все, что могла.
– Меня удовлетворит только конкретный результат.
– Где мой отец? Если верить газетам, он мертв!
– Не задавай вопросов. Докладывай!
– Я могу сообщить только то, что вы уже знаете. Мистер Лукас снова говорил мне, что хочет взять у вас интервью.
Голос стал еще более резким:
– Он знает, что ты работаешь на меня?
– Конечно нет. Он такой же бездушный, как и вы. Он хочет опубликовать вашу автобиографию, чтобы продать лишнюю сотню миллионов экземпляров своего журнала.
– И он считает меня альтруистом?
– Сомневаюсь, но я просто передаю его слова. Поступайте так, как считаете нужным.
– Естественно.
Элис помолчала, а потом спросила:
– Конкурс завершен. Я выполнила условия нашего соглашения. Мой отец действительно мертв?
Голос Трисонга снова изменился, резкие нотки стали еще заметнее:
– Теперь тебе известно мое имя. – Да.
– И ты знаешь, кто я.
– Я слышала о вас.
– Может быть, ты догадалась о моих планах?
– Вы собирались стать Триединым в Конгрегации.
– Этот план расстроен. Кто такой Бенджамин Рэук? Что он значит? Он мертв, конечно, но это ли должно меня беспокоить? План рухнул из-за каких-то журналистов и их конкурса.
– Значит, его нет в живых?
– Кого? Рэука? А как же иначе?
– Вы уверяли меня в обратном. Послышался грубый смех.
– Люди верят в то, во что хотят верить.
– Я отомщу вам.
– Иди своей дорогой, крошка. Ты невероятно красива. Ты внесла разногласия в цвета моей души. Красный пылает страстью, а зеленый хочет доставить тебе боль. Но ничего не выйдет: я оскорблен и страдаю. Да и времени нет. Ты замарала себя, переспав с журналистом. Да, да, по моему приказу, но мне все равно неприятно.
– Жалкий приговор, – колко сказала Элис. Когда Трисонг отвечал, его голос был суров и сердит:
– Я уезжаю. Вега не принесла мне удачи, да и никогда не приносила. Я ранен, но скоро поправлю свои дела… И тогда… за мою боль я отомщу!..
– Что же с вами случилось? – спросила Элис с неподдельным интересом.
– Мы напоролись на засаду. Демон в образе человека выскочил из дома Двиддиона и прострелил мне ногу.
– Этого стоило ожидать…
Трисонг, казалось, не расслышал ее замечания. Снова возникла короткая пауза, потом он заговорил новым голосом, приятным и чарующим:
– Конкурс «Экстанта» заканчивается завтра?
– Нет, сегодня.
– Так и нет победителя? – Да.
– Тогда выслушай инструкции: больше мне не звони.
– Яи так считаю себя свободной. Оставьте ваши инструкции при себе.
Трисонг не обратил внимания на то, что его перебили:
– Продолжай, как и раньше… Элис отключила связь.
* * *
В полдень Вега вырвалась из-за облаков, но ее лучи едва могли пробиться сквозь молочно-белое марево. Элис вернулась в редакцию бледная и усталая.
– Надеюсь, вы чувствуете себя лучше? – спросил Джерсен.
– Да, спасибо.
Она переоделась в серо-зеленое платье с кружевным белым воротником, ее рыжие волосы, разметавшиеся в легком беспорядке, напоминали какой-то экзотический цветок. Элис заметила внимательный взгляд Джерсена и недоуменно посмотрела на него:
– Что я должна делать?
– В общем-то, работы нет. Конкурс завершен. События развивались крайне интересно. А вы как думаете?
– Пожалуй…
– Но все-таки конкурс не совсем удался. Трисонг не сумел возглавить Конгрегацию, но он жив. Ваш отец умер, и это ваша личная трагедия. Раз вам было известно, что Спаркхаммер – Говард Алан Трисонг, то и не стоило рассчитывать ни на что другое.
Элис развернулась в кресле и уставилась на Джерсена:
– Как вы узнали, что Бенджамин Рэук – мой отец?
– От вас, – ответил Джерсен и как-то неловко улыбнулся. – Для меня это было не очень приятно, но я записал все ваши переговоры с Трисонгом.
Элис замерла, словно статуя:
– Значит, вы знали…
– С той самой минуты, как вы вошли в редакцию. Даже раньше, когда вы еще только переходили улицу.
Элис внезапно покраснела:
– И вы должны были знать… – Да.
– И все же…
– Что бы вы подумали обо мне, если бы узнали, что я воспользовался удобным случаем?
Элис напряженно улыбнулась:
– Какая разница, что я думаю?
– Я не хочу, чтобы вы перестали уважать себя, тем более что причин для этого нет.
– Бесполезный разговор, – заявила Элис. – И глупо тут оставаться.
– Куда же вы направитесь?
– Куда угодно. Или я не уволена?
– Конечно нет! Я восхищен вашей храбростью! Когда я пришел, мне было приятно увидеть вас здесь, и более того…
Раздался сигнал коммуникатора. Джерсен нажал кнопку:
– Говард Алан Трисонг вызывает Генри Лукаса.
– Генри Лукас слушает. У вас есть видеоканал?
– Конечно.
На экране возникло лицо с высоким лбом, чистыми светло-карими глазами, прямым носом, удлиненным подбородком, большим ртом с тонкими губами. Джерсен надвинул парик пониже на лоб; полуприкрыл глаза и опустил голову, изображая аристократическую истому. Элис насмешливо смотрела на него. Ей явно нравилось, с какой легкостью Джерсен меняет свой облик.
Два человека изучали друг друга. Трисонг заговорил глубоким, бархатным голосом:
– Мистер Лукас, я следил за вашим конкурсом с большим интересом, ибо, как вам известно, на фотографии изображен и я.
– Именно это и вызвало большой интерес к нашему конкурсу.
Трисонг продолжал:
– Вы мне льстите?
– Я журналист. Как это сказать… Автомат, что ли. Существо без лишних эмоций.