— Я Хранитель Клятвы. — Он долгим взором обвел зал, словно проверяя, все ли на месте. — Вы явились на мой зов. Внимайте, как приказывает честь. Говорите, как велит честь.
Он еще раз скользнул взглядом по лицам присутствующих и отступил в глубину сцены, где замер, весь — внимание. Фигура в черных одеждах заняла свое место у трибуны. Раздался низкий голос, судя по всему, мужской.
— Я Хранитель Закона, Хранитель Предания.
Динамики, вмонтированные в трибуну, стали вызванивать похоронный звон. Когда колокол стих, человек в черных одеждах заговорил вновь.
— Смерть — участь воина, и все мы воины. В поисках пламени, что сдерживает мрак забвения, мы идем дорогой чести и в чести находим свет, который ищем. Честь — это свет в наших сердцах.
Тот воин, кто мыслит просиять над другими огнями, в конце концов обратится в золу. Тот воин, кто хранит честь рода превыше своих собственных страстей, окажется в вечном пламени. Пусть же вспомнят о нем под этими сводами.
Прозвенел колокол,
По центральному проходу к сцене проследовала процессия. Возглавлял ее Алпин Вульф. За ним шла его мать, Катерина, под руку с Маришей Дэндридж. Дочь Маккензи, Шауна, следовала за ними. Рашель и Джошуа Вульф — за ее спиной. Все, кроме Алпина, держали зажженные свечи. Алпин нес в руках, торжественно вытянутых вперед, сложенную офицерскую форму. Они остановились у самого края сцены, куда Алпин и сложил мундир.
— Кто павший? — спросил Хранитель Закона.
— Маккензи Вульф, — откликнулся Алпин.
— По какому праву вы обращаетесь к этому собранию?
— Он был моим кровным отцом. — Алпин и Шауна произнесли эти слова одновременно. Дыхание девушки коснулось свечи, пламя затрепетало и погасло.
— Он был моим мужем, — сказала Катерина и задула свечу.
— Он был моим приемным сыном, — сказала Мариша и сделала то же самое.
— Он был моим сводным братом, — нестройным хором произнесли Рашель и Джошуа. Рашель помогла маленькому Джошуа задуть его свечу.
И все в унисон они сказали:
— Мы просим помянуть его. Хранитель Закона угрюмо кивнул.
— Вы семья Маккензи Вульфа. Вы имеете право.
Тишина зала была внезапно нарушена перешептыванием. Декхан заметил, что главный источник шума находился там, где стояли воины, принятые из кланов.
— В чем у них там проблема? — спросил он у Дженнет.
— Клановцы промывают мозги, — ответила она тоже шепотом.
— Кто будет говорить об этом воине? Кто был свидетелем его кончины?
Возвысившийся голос Хранителя Закона восстановил тишину в зале. На время все словно замерли, пока наконец какой-то высокорослый человек, судя по форме, элементал, выдвинулся в центральный проход.
— Я капитан Эдельштейн. Я присутствовал при смерти Маккензи Вульфа. Он погиб, как и подобает воину, встретив лицом к лицу тех, кто искал его смерти.
Когда Эдельштейн возвратился на свое место, толпа отозвалась торжественным церемониальным возгласом:
— Сайла!
Декхан вспомнил время, когда услышал подобный клич впервые. Это произошло в Империи Драконис. Тогда среди собравшихся Драгун клич означал одобрение плана бегства из Империи. Здесь в нем выражалось общее согласие. По спине Декхана опять пробежал холодок.
— Одной смерти недостаточно, — заявил Хранитель Закона. — Кто расскажет о жизни Маккензи Вульфа?
Какой-то Драгун, стоявший в переднем ряду, выступил в проход и стал огибать сцену, чтобы подняться по ступенькам. Наверху он был встречен женщиной, которая поднесла ему сложенное белое одеяние. Драгун сбросил свой плащ и накинул на себя белую одежду. Хранитель Закона уступил ему место за трибуной. Потом Драгун подошел к микрофону и некоторое время простоял в молчании.
— Выслушайте слова, которые мы принесли с собой. Это Предание, наше прошлое и наша честь. Выслушайте, кем был Маккензи Вульф в нашем клане.
После этого человек начал говорить нараспев. Выражения были древними, и ритм распева довольно сложным. Декхана так и подмывало обернуться и посмотреть, нет ли за спиной суфлера. Но когда он заметил, что глаза Драгуна закрыты, сомнения рассеялись. Повествование, разворачивающееся в стихах, по-видимому, рассказывало о происхождении и богатой событиями истории Волчьих Драгун. Были там отражены некоторые события, о которых Декхан знал, но подавались они урывками, словно говоривший нарочно оставлял их на втором плане. Декхан догадался, что эта песнь должна быть сокращенной версией чего-то другого, гораздо большего по объему; если обо всем рассказывать детально, соблюдая каждый стих, им, возможно, пришлось бы оставаться в этом зале несколько дней.
Оглашалось все больше и больше вставных стихов, по мере того как декламатор отмечал все новые примечательные этапы жизни и послужного списка Маккензи Вульфа. Построение фраз и старательный отбор слов придавали песне приметный героический тон. Внимание Декхана почти окончательно притупилось к тому времени, как выступавший добрался до битвы на Ми-зери, затем Декхан снова стал внимать распеву и вскоре раскаялся в этом. Вклад Декхана в битву остался неотмеченным. Вместо него в числе сразивших Железного Человека был помянут старый приятель Декхана Том Домингос.
— Они сохранили это в тайне, помнишь? — прошептала ему на ухо Дженнет. Она схватила его за руку и почувствовала, что он весь дрожит.
— Я думал, что ложь со временем все равно обнаружится.
А выступавший певец тем временем продолжал рассказывать о героизме Маккензи и его самоотверженной борьбе за воссоединение Драгун. Прозвучали стихи о его службе в батальоне «Паучья Сеть». Наконец повествование медленно, но верно приблизилось к концу. Декламатор отступил от трибуны и поклонился Хранителю Закона. Фигура в черном возвратилась на свое прежнее место.
— Маккензи Вульф пал на поле боя. Должно ли имя его быть помянуто под этими сводами?
Мертвая тишина сошла на весь огромный зал. Гамильтон Атвил вышел в проход и воскликнул:
— Ут! Пусть имя его...
Возгласы «Нег! Нег!» оборвали полковника.
Отрицающие выклики прокатились по залу волной, и велеречивые слова Атвила потонули в общем гаме. Декхан наблюдал за Джеймсом Вульфом и снова, в который раз, дивился стойкости этого человека. Даже когда Хранитель Закона обернулся к нему и сказал что-то, что не подхватили микрофоны, полковник продолжал стоять, не двинувшись с места, и ничего не ответил. Хранитель Закона снова зазвонил в свой колокол и гудел в него, пока не воцарилась тишина.
— Закон ясен. Он умер воином и должен быть помянут как воин, один среди многих. Таков совет Хранителя Закона.
Последовала пауза, затем по залу прокатилась волна ропота, раздалось несколько одобрительных восклицаний. Однако протестов не последовало.
— Сайла, — нараспев затянул Хранитель Закона.