«Я не это имел в виду. Я говорил о цвете ее глаз и волос и так далее».
«Но, мадмуазель… — священник осекся и сообщил святому Вансимусу: — Светлые волосы и серые или голубые глаза, не могу сказать точно. Роста ее я не знаю. Когда я видел ее, она была очень худой и страдала от лихорадки. Умирающая женщина не может быть похожа на себя в жизни, дети мои, а я видел ее только в конце. И при свечах».
«Она говорила с вами по-французски?» «Да, все время. Пока вы мне не сказали, что вы ее кузина, мне не приходило в голову, что она не совсем француженка. Ее имя тоже, видите ли…» Он начал ногтем отковыривать воск от пьедестала.
«Она была в здравом рассудке, когда вы ее видели?»
«В полном сознании. Она понимала, что умирает».
«Она знала, что умирает?» — повторила Дженнифер.
«Именно так».
«И ничего никому не передавала, не вспоминала ни одного имени? — Он помотал головой. — Я понимаю, что вы не можете выдавать тайну исповеди, но, если бы она что-то передавала или упоминала имя, вы могли бы сказать мне, что она это делала, даже не говоря содержания?»
«Да, мог бы. Но ничего подобного не произошло. Извините, мадмуазель. Она, в сущности, не исповедовалась. Смерть пришла быстрее, чем мы ожидали. Слишком быстро. — Пауза. Потом он посмотрел на Дженнифер еще раз и неожиданно сказал: — Вы видели ее документы? Во Франции все носят с собой документы».
«Да, видела».
«Тогда, — сказал отец Ансельм, смотря прямо в глаза святому Вансимусу, — боюсь, я не могу сказать вам ничего, подтверждающего ее личность безо всякого сомнения».
Когда они ушли, он сосредоточенно чистил колонну, окруженную святыми младенцами…
Стефен пожелал Дженнифер спокойной ночи у ворот монастыря, и она, нервно надеясь, что не встретит больше в этот вечер донью Франциску, позвонила. Не стоило бояться. Ее впустила молодая послушница, которой она раньше не видела, девушка с приятным лицом, в платье с белым верхом. Под звуки пения, доносящиеся из церкви, они пересекли двор. Послушница быстро повела ее в тоннель, потом через трапезную и вверх по лестнице в дальнем конце большой комнаты. Потом они попали в длинный узкий коридор с дверями по обеим сторонам. У одной из них послушница остановилась, постучала, не получив ответа, открыла дверь и впустила Дженнифер внутрь.
Комната была именно такой маленькой и белой, как можно ожидать. Две кровати, два стула, две тумбочки и место для молитвы перед маленьким изображением Мадонны с младенцем. Окно выходило на юг, в сад, а вдали, волшебно сияя над темнотой, виднелись освещенные снега Испании.
Послушница указала на кровать у окна. «Эта будет вашей, мадмуазель, и тумбочка тоже пустая. Я написала для вас, в какое время принимают пищу и молятся, но вы вовсе не обязаны всего этого посещать. — Она улыбнулась. — Мать-настоятельница очень настаивала, чтобы вы могли уходить и приходить, когда вам будет угодно».
Дженнифер поблагодарила ее, и девушка удалилась, оставив ее одну.
Из окна был виден сад. За стеной, налево, за темным скопищем фруктовых деревьев Дженнифер увидела кладбище и ограничивающую его стену. Вот она и попала в самое сердце своей тайны и что-нибудь должно случиться очень скоро. Для начала, придет Челеста.
Дженнифер отвернулась от окна и по-новому оглядела комнату. Ничего личного. Никаких ключей к характеру обитательницы. Темное одеяние висело около двери, тапочки стояли один к одному под стулом, вот и все. Окна без занавесок. Никаких цветов или картин, только пресвятая Дева. Никаких книг, кроме маленького красного молитвенника, лежащего на одной из тумбочек. Дженнифер взяла его, а потом с нарастающим интересом принялась разглядывать. Красная кожа, красиво отделанная золотом. Страницы богато украшают средневековые золотые, зеленые и пурпурные арабески. Она переворачивала их, восхищаясь работой, пока что-то знакомое в таком сюрпризе ее не насторожило. Она так же удивлялась совсем недавно. В церкви. Маленькое простое, тускло освещенное здание с простыми белыми стенами и обычными окнами, а в нем — богатства Италии и Испании сияют при свете ламп…
А это то же самое. Красивый маленький предмет, небрежно лежащий на уродливой тумбочке. Она посмотрела на изображение Мадонны и ничуть не удивилась, что нарисованные губы показывают младенцу улыбку, которой Мурильо освещал и более великие свои полотна.
Молитвенник упал из ее рук, страницы сами перевернулись, и книга осталась лежать, открытая на титульном листе. Там была надпись: «Марии Челесте от Марии Франциски un don en Dios».
Мадонна улыбалась.
Дверь тихо отворилась, и в комнату вошла Челеста.
Дженнифер, державшая открытую книгу в руках, смутилась и почувствовала себя виноватой, будто ее поймали на каком-то сомнительном поступке. Она улыбнулась девушке и сказала: «Надеюсь, ты не рассердишься, Челеста. Это такая красивая маленькая книжка».
Девушка покраснела, но пробормотала: «De rien, мадмуазель». Потом она села, отвернулась и начала разуваться.
Дженнифер, с сомнением глядя на ее спину, решила, что входить в доверие лучше в темноте, поэтому больше ничего не сказала. Но ко времени, когда она разделась и вернулась из умывальной, Челеста лежала в кровати лицом к стене. Если она и не спала, было, во всяком случае, очевидно, что именно впечатление спящей она собиралась производить.
Дженнифер вздохнула, задула свечу и отправилась в кровать.
Проснулась она в полной темноте, какое-то время лежала и напряженно пыталась вспомнить, где находится, потом, еще более напряженно — понять, что ее разбудило. Ветер? Он подул, наверное, неожиданно. Хотя вечер был тихим, теперь слышались скрип сосен и непрерывный стук дождя в окно.
Но ее разбудил другой звук, тише, она была в этом уверена. Какой-то звук, которого не должно быть…
Дверь. Кто-то тихо закрыл дверь.
Она села и смотрела в темную комнату, пока предметы не начали принимать форму. Кровать Челесты была пуста, ее шлепанцы исчезли из-под стула. Дженнифер нащупала сумку, со второй попытки нашла спички и осмотрела комнату при этом слабом неуверенном свете. Да, исчезла обувь и темная одежда из-за двери… Ну что же, в коридорах сквозняк, может, она отправилась в совершенно обычное ночное путешествие. Дженнифер убеждала себя не бросаться так уж сразу по первому следу своей тайны.
Спичка погасла, но в последнем ее отблеске Дженнифер заметила такое, что выпрямилась и немедленно опять схватилась за коробок. То, что ей показалось… Да, все правильно. Поперек кровати лежала белая ночная рубашка. Дженнифер осторожно встала и пошла, в мерцающем свете, к тумбочке, в которую Челеста складывала свою дневную одежду. Выдвинула ящик. Пусто.
Когда она протянула руку за свечой, погасла вторая спичка. Дженнифер стояла в кромешной темноте и напряженно думала. Если Челеста пошла куда-то в монастыре, скажем, в комнату доньи Франциски, или, что казалось возможным, в церковь, стала ли бы она для этого одеваться? Черный балахон, висевший за дверью, обеспечил бы ей достаточно тепла. Но если она отправилась на улицу… Дженнифер прошла к окну и выглянула. Ветрено, лунный свет, неопределенные очертания гор и леса, дождь, низкие облака отбрасывают нечеткие тени. И немедленно она увидела еще одну тень, целеустремленно двигающуюся между деревьями в саду, сквозь ворота… Исчезла в густой темноте у стены кладбища. Дженнифер высунулась наружу. Ветер неожиданно затих, и она услышала, как щелкнул замок двери в наружной стене. Не то, чтобы она сознательно решила, что делать, в действительности она потом никогда не могла объяснить, с какой стати, быстро, но нескладно одетая, она выскочила через ту же дверь несколькими минутами позже. Когда дверь мягко закрылась за ней, и она остановилась в укрытии стены, а ветер пытался сорвать с нее пальто, она сообщила себе, что очень глупа. В такой темноте и с таким запасом времени Челесты , наверняка, уже не видно и не слышно. Что бы она ни надеялась обнаружить, к тому же, даже и это трудно объяснить, в такую ночь это вряд ли возможно.