Письмо? Ей показалось, что она узнала этот обрывок бумаги. Должно быть, нашел в ее кармане… Да, теперь понятно… Это — письмо Исаака Ленормана.
К чему новое открытие может привести? Теперь у него часть, половина того, чем шантажировала его донья Франциска. Он понял, что Дженнифер тоже это читала. И может думать, что она знает, где спрятана другая половина. Но если он все равно уходит, ведь ни знания Дженнифер, ни потери доньи Франциски не могут иметь особого значения? И он сказал, что не обидит ее… У Дженнифер возникло нелепое ощущение, что мясо дрожит на ее костях, она старалась сделаться очень маленькой и безумно хваталась за последнюю надежду… Он сказал, что ее не обидит… Не такой уж он и плохой, его обращение с Джиллиан, хотя и по личным мотивам, точно же показывало это? Он навязал себя Джиллиан достаточно безжалостно, но он — жертва своих страстей, безразличный ко всем обязанностям и обязательствам и движимый желаниями и приступами ненависти, одинаково неуправляемыми и стихийными. Ненависть? Она вспомнила его лицо, когда он разговаривал с Доньей Франциской прошлой ночью и, как ни странно, почувствовала себя немного спокойнее. Чистая ненависть копилась много лет подряд и может вылиться в неожиданный ужасный взрыв… По сравнению с тем, что она видела вчера, его сегодняшнее поведение было почти нежным. Он не обидит ее. Он хотел просто лишить ее возможности действовать ненадолго. Вот что он сказал. Он ее не обидит. Он…
Он засунул письмо в карман и повернулся к кровати. Его тень заполнила всю комнату. Он шагнул вперед, тень нависла над ней в ожидании.
Остановился и повернул голову. Слушает. Ветер. Шаги по камням. «Стефен! — беззвучно закричала Дженнифер, но ей казалось, что ее крик заполняет ночь и заглушает ветер… — Наконец-то! Стефен!»
Быстро открылась наружная дверь. Из своего темного угла Дженнифер этого не видела, но Буссак напрягся, как охотничий пес, и пошел навстречу, прикрывая за собой дверь.
Дверь не захлопнулась, а немного приоткрылась со скрипом. Дженнифер видела угол стола и буханку хлеба, которую Джиллиан так и оставила. Бутылка вина сияла, как рубин, слабо поблескивал нож под лампой. Догорали поленья в очаге.
Буссак направился к двери. От ветра с поленьев полетели искры, потом дверь на улицу тихо закрылась. Хозяин сказал торопливо: «Ты! Уже? Как ты смогла уйти так рано?» Спокойные шаги и шелест шелка.
Дженни задрожала, она совершенно забыла, как ни трудно было представить себе это раньше, про еще один ужас ураганной ночи. Раздался приглушенный голос доньи Франциски: «Ты отослал ее?»
Вопрос был задан мягко, но видно было, что испанка разъярена, и ответ Буссака автоматически выразил желание защититься: «О чем ты говоришь?»
«Не будь дураком! Я слышала твое животное. Куда она отправилась? «
«Где ты не найдешь ее, моя леди!» Пауза. «Собираешься поступить, как я сказала?» «Собираюсь поступить, как мне хочется. А теперь проваливай отсюда, я тоже ухожу».
«Подожду. Увидимся, когда вернешься». «Тогда будешь долго ждать. Я не вернусь».
«Ты про что?.. Нет, подожди! Подожди! Дурак! Что ты собрался делать? Ты не мог подумать…»
Он грубо ее перебил: «С начала начинать не будем. Достаточно уже потрепались про дураков и безумства, особенно про это мое безумство. Можешь делать, что хочешь, но я ухожу. А теперь не загораживай дорогу». «Пьер Буссак! Ты морочишь мне голову?» «Да ну? Может, отойдешь от этой двери, а то придется тебя заставить».
Ее голос переполняли ярость и осуждение: «Не смей прикасаться ко мне, олух!»
Он засмеялся с почти триумфальной уверенностью в себе, которая, должно быть, потрясла ее. «Хочешь здесь вместе со мной дожидаться полиции?» «Полиции? Здесь?» «Да. Здесь».
Она выдохнула с ненавистью: «Англичанка…» «Вот именно. — Раздались его шаги, Дженнифер в своем темном углу напряглась, в ожидании столкновения, но он всего лишь переместился к столу. Его рука протянулась к лампе, чтобы ее выключить. Он сказал через плечо: — Может, пойдешь уже?»
Но она быстро пошла через комнату. Длинные одежды мелькнули перед сиянием огня. Теперь Дженнифер ее видела. Испанка наклонилась через стол к Буссаку. Ее лицо, освещенное снизу лампой, походило на маску, помещенную на сцену для драматического эффекта — очень резкие линии и огромные провалы черноты вместо глаз. Она сказала, почти задохнувшись: «Нет, подожди. Эта девушка в самом деле что-то выяснила?»
«Почти все, я полагаю», — сказал он холодно. «Обо мне?»
«Да. Она здесь была прошлой ночью и слышала наш разговор».
Ее руки со стуком опустились на стол. Нож подпрыгнул, блеснув лезвием. «Сегодня она тоже была?» «Да».
«И что ты с ней сделал? Отпустил ее рассказывать ее истории?»
Тяжелая пауза. Нож тускло блестел рядом с тонкой рукой. Потом Буссак медленно сказал: «Не было смысла ее задерживать. Она уже все рассказала».
Женщина дернулась, мелькнули ее острые зубы. «Тогда… Я тоже не могу здесь оставаться. Не хочу следствия, не могу. Ты должен знать, что я не могу».
Он сказал без малейших признаков вежливости: «Тогда тебе очень не повезло. Нужно было думать об этом до того, как начала меня шантажировать и заставила отдавать тебе половину заработков. Нужно было остановиться и подумать, что ты становишься такой же виноватой, как я, и что наступит время, когда найдет коса на камень, донья Франциска!»
Он тоже подошел к столу и наклонился к ней. Дженнифер видела его лицо — смуглое, грозное, такое выражение уже было на нем, когда он атаковал Стефена, но на этот раз его не туманили ни страх, ни неопределенность. Ясно было, что это уже не злобное животное, с которым донья Франциска научилась отлично управляться. Опасный зверь, и очень уверенный в себе. Взгляды встретились и сомкнулись, она, должно быть, заметила, как он изменился, ее глаза расширились, будто от изумления, и она отодвинулась назад.
«Ты говоришь ерунду! Равная вина! Она никогда не была равной, никогда! Просто мне не хочется подвергаться следствию и, может быть, возвращать то, что я купила на твои деньги!»
Он уже знакомо коротко рассмеялся: «Да?»
Она сказала яростно: «Они не посмеют! Все, что я делала, — это брала деньги у тебя, обычного преступника, убийцы, и использовала их для добра! Для добра! Я ничего не взяла себе! Это было для Божьего дома!»
«Может и так, но ты знала, где я их беру. Ты знала, что я помогаю преступникам и убийцам убегать. Ты укрывала убийц, донья Франциска. — Он неприятно улыбнулся. — Они все-таки называют это соучастием, не так ли?»
Ее ноздри раздувались от напряженного дыхания, тонкие губы стали еще тоньше. Она опять наклонилась вперед, ее лицо стало резче. «Все равно, Пьер Буссак, мы в этом вместе. Коса нашла на камень, и обоим стало плохо, дружочек! Не собираюсь сидеть здесь и ждать полицию, когда ты наговоришься и оставишь меня!.. Ты должен взять меня с собой! — Она прошептала: — Я знаю, как ты пойдешь. Возьми меня с собой в Испанию…»