Он едва заставил себя довести уборку до конца, так не терпелось ему узнать, что думают по этому поводу остальные. Возле входа в «пещеру» он заметил Марту, которая надраивала до блеска металлическую раму окна.
— Мы уходим отсюда, воут? — спросил он. Марта даже не подняла головы от работы.
— Ут. Во всяком случае, похоже на то. Эйден сделал вид, что не заметил ее подчеркнутого равнодушия, безразличия к происходящему. Марта яростно драила и без того сверкающий металл.
— Как ты думаешь, куда нас перекинут? — нарушил паузу Эйден.
— На противоположную сторону Твердыни, куда же еще? Там полигон тяжелых боевых роботов.
— Значит, начинаются финальные тесты, да?
— Подготовка к ним. Это мое мнение. Или ты забыл, что говорила Сокольничий Джоанна на той неделе? Будем отрабатывать навыки вождения боевых машин в настоящих нейрошлемах. После чего нас допустят до Аттестации.
— Едва верится. Наконец-то.
Она повернулась к нему, нахмурясь.
— Отчего же. Рано или поздно это должно было произойти, воут?
— Ну да, ут. Но неужели тебя не волнует, что мы покидаем этот лагерь?
— А почему это меня должно особо волновать? Всего-навсего новый этап обучения.
— Но ведь он же определит нашу дальнейшую судьбу. Неужели ты об этом не беспокоишься?
— Беспокоюсь? А с чего мне беспокоиться? Тот, кто победит, станет воином. Другим тоже найдется место в иных кастах, так что возможность служить Клану ни у кого не будет отнята. Лично я с готовностью приму то, чему суждено быть.
— Ты? Ты это серьезно. Марта?
— Разумеется. Мы должны делать все от нас зависящее ради выполнения великой миссии, что лежит на нашем обществе. Таков путь Клана.
Эйден некоторое время смотрел на нее. Марта с подчеркнутой тщательностью надраивала раму.
— Я верю тебе. Марта, — проговорил он наконец. — Ты, похоже, и в самом деле с готовностью примешь все, что ждет тебя в будущем.
— А как иначе? Можно подумать, ты не примешь?
— В последнее время я перестал тебя понимать, Марта.
— Можно подумать, что ты когда-либо раньше меня понимал. Люди никогда по-настоящему не понимают друг друга.
— Я понимал. Раньше я тебя понимал, слышишь?
— Понимал так понимал. Если тебе нравится так считать…
— Значит, ты согласна, что…
— Да.
Эйден кивнул и пошел прочь. Не стоит сейчас заводить с ней разговор о главном. Когда Аттестация будет позади и они оба уже станут воинами, у них еще будет время для долгой и обстоятельной беседы. Рано или поздно, но этот разговор должен состояться. Эйдену казалось, что поговорить с Мартой столь же важно для него, как и благополучно пройти Аттестацию. Они будут вести разговор как равный с равным.
Тер Рошах сидел впереди, рядом с пилотом аэрокрафта, на котором их группа перебрасывалась в новый учебный лагерь, и, казалось, совершенно забыл о кадетах. В течение всего полета он ни разу не обернулся. Впрочем, Тер Рошах и раньше не баловал их своим вниманием. Создавалось впечатление, что кадеты для него не существуют. Всем своим видом он демонстрировал глубочайшее безразличие к тому, что творилось во вверенном ему подразделении. Лишь изредка то один, то другой кадет вызывал у Тер Рошаха приступы бешеной ярости, за которыми немедленно следовала жестокая расправа с провинившимся. В целом же это был человек-загадка.
Среди сибов ходили упорные слухи, что во время Аттестации командир Тер Рошах иногда самолично садится в боевой робот и уже на поле боя напоследок сводит счеты с особенно ненавистным ему кадетом. В некоторых историях Тер Рошах выступал в роли чуть ли не демона, чья стихия — битва. Если верить разговорам, бывало так, что из огня и дыма перед зазевавшимся кадетом вдруг возникал тяжелый боевой робот и открывал огонь, превращая машину бедолаги в гору обломков. Джоанна неоднократно заявляла, что все эти истории — «идиотские выдумки обделавшихся от страха сосунков». Однако — так уж повелось — верили не ей, а выдумкам. Точнее сказать, даже не верили, но опасались. Как бы то ни было, но личность командира Сокольничих Тер Рошаха окутывал покров легенд и мифов.
Брет и Рена, чьи места были в другом ряду, с детским любопытством прижимались лицами к иллюминаторам, силясь разглядеть что-нибудь внизу, в просветах между облаками. Глядя на них, Эйден неожиданно подумал, что, если судить по возрасту, и он сам, и Брет, и Рена, и остальные только-только вышли из детского возраста.
Не удержавшись, Эйден и сам взглянул в иллюминатор. Ландшафт, проплывавший внизу, был в точности такой же, как и несколько часов назад. В течение некоторого времени аэрокрафт летел над поверхностью большого озера, усеянного рыбацкими судами.
Рядом сидела Марта, которая за все время полета лишь пару раз рассеянно взглянула в иллюминатор, оторвавшись от экранчика карманного компьютера. Марта что-то сосредоточенно высчитывала. Не хочет терять драгоценного времени. Рвется быть первой. Эйден подозревал, что по успеваемости Марта и так идет на первом месте в их группе. Тем не менее она, казалось, была недовольна своими достижениями. Эйден не раз задавал себе вопрос: каковы мотивы ее неукротимого стремления к совершенству? Они все стремились преуспеть, и он, и Брет, и Рена, но у Марты это стремление принимало уже иную форму, превращаясь в манию.
За последний год Марта изменилась и внешне. Впрочем, как и он сам. Он раздался в плечах, поплотнел. Мышцы его обрели стальную твердость и бугрились под ветхой униформой. Сказались результаты непрестанных физических тренировок. Офицеры-инструкторы не уставали твердить кадетам о важности физических нагрузок для них, для будущих водителей боевых машин, чья дальнейшая жизнь пройдет в основном в кресле на мостике с нейрошлемом на голове. Воину особенно важно держать себя в хорошей физической форме. Разжиревший водитель — мертвый водитель. «Жирная задница тянет на тот свет» — такова была любимая присказка Дерворта.
Марта же, по силе не уступая Эйдену, наоборот, стала стройнее. Талия у нее теперь была такой тонкой, что поместилась бы между пальцами рук Эйдена. Конечно, если бы Марта позволила взять себя за талию.
В свое время Марта долго колебалась, прежде чем согласиться на физическую близость с Эйденом, а затем ему еще пришлось некоторое время ждать, пока она сама не проявит свою готовность — таково было ее условие. Теперь же, похоже, это осталось в прошлом.
Довольно глубоко посаженные глаза Марты придавали ее еще больше заострившемуся лицу выражение настороженности. Она вся теперь была собранной, как хищный зверь, в любой момент готовый к прыжку. В изгибе ее губ застыла напряженность. Кожа на лице покрылась красноватым загаром — результат почти постоянного пребывания на открытом воздухе. Высокий лоб стал еще выше, удлиняя и без того вытянутое лицо. Все это делало ее теперь менее похожей на Эйдена. У него лицо стало более широким, менее скуластым, чем у Марты. Губы пополнели. Загорал он гораздо медленнее, чем Марта, поэтому теперь она казалась куда смуглее его.