Тимейн снова сдержанно кивнул и взволнованно произнес:
– А если они не помогут?
– Тогда останется ждать решения Урзы Мироходца.
Просторную лабораторию опоясывала галерея, с которой ученики могли наблюдать за ходом работ. Несколько столов и полки с инструментами вдоль стен. Запах старого дерева, кожи и масла. На взгляд Рейни, здесь было слишком много места для такой простой операции. Кроме того, ее удивило отсутствие зрителей на галерее. Академия, как ни заняты были здесь в последние годы работой над Наследием, в первую очередь оставалась учебным заведением. Но сверху на нее смотрел один Баррин, и Рейни заподозрила, что ее муж отвадил праздных зевак ради спокойствия пациента. Она одобрительно кивнула.
Карн лежал на самом большом столе, головой к ней. Оторвав взгляд от галереи, Рейни нежно погладила могучее плечо серебряного человека.
– Все будет хорошо, – мягко пророкотал он.
Конечно же, Карн чувствовал ее волнение.
Из присутствовавших никто больше не нуждался в утешении. Урза, стоявший по другую сторону от стола, спокойно обсуждал с Гатхой тонкости применения транских металлов. Гатха казался поглощенным беседой, а о чем он думал на самом деле, угадать было трудно. Рейни подозревала, что его мысли далеки от проблем металлургии. Куратор явился по прямому приказу Баррина. Он помогал в разработке «клетки» и советовался с Урзой по поводу магических сторон ее применения.
«Пусть учится думать о тех, чьи жизни изменяет его работа», – как-то сказал Баррин жене, но оба сомневались, что такое возможно. Сочувствие было совершенно несвойственно Гатхе. Зато он уже два года не уставал жалеть себя, приставленного к «никому не нужной работе». Так он называл занятия с учениками и проверку старых отчетов. Баррин хотел твердо удостовериться, что нигде больше не случалось «отклонений от плана исследований». Гатха пытался жаловаться Урзе, но наткнулся на каменное молчание, а высшей инстанции для него не существовало.
Урза шагнул к столу и без предупреждения потянулся к замку на шее Прототипа. Даже Мироходцу не без труда удалось нашарить и повернуть крошечную рукоять, скрытую в глубоком желобке. Секрет замка был известен только шестерым, включая самого Карна. Наконец замок громко щелкнул, и Урза выпрямился. Голова серебряного человека повисла, уткнувшись подбородком в грудь. Рейни заметила, что серебристый металл легко сгибался и растягивался, не требуя применения шарниров. Она протянула руку, извлекая черный камень, дававший Прототипу жизнь. Карн вздрогнул и застыл.
Сердце Ксанчи. Рейни никогда прежде не видела его. Размером с грейпфрут, совершенно черный, между тем как остальные силовые камни состояли из довольно светлого, прозрачного вещества. Рейни казалось, что сила камня дрожью передается ее рукам, словно призрачный голос Карна зовет на помощь. В уголке ее глаза показалась слезинка, но она ничем не могла помочь другу. Урза Мироходец принял решение: все воспоминания глубже последних двадцати лет будут стерты, чтобы избавить Карна от медленно подкрадывающегося бессилия. Тот, кто тонет в воспоминаниях, не способен действовать.
Рейни подняла взгляд на мужа, пытаясь понять, не жалеет ли он теперь о своей проницательности. Она заметила, что кто-то появился рядом с Баррином, и прищурилась.
Тимейн, тот молодой маг, исследования которого доказали: более чем девяносто процентов связей с миром Доминарии завязываются в первые восемнадцать лет жизни. Еще не зная, что задумал Урза, он не сумел возразить против гипотезы, что те же двадцать основополагающих лет живое существо может принять в себя на любом отрезке жизни. Рейни подозревала, что, если бы юноша знал, какое применение его открытию найдет Мироходец, возражения бы, так или иначе, отыскались.
Да, каждый, кто был здесь сейчас, в той или иной мере отвечал за происходящее, и Рейни, кажется, больше всех. Ведь эта она первая предложила противопоставить действию силового камня непрерывный рост транского живого металла, чтобы ограничить срок хранения воспоминаний. Никому не удалось обнаружить изъяна в этом плане, хотя сама Рейни старалась больше всех. Поняв, как распорядился Урза ее идеей, она лихорадочно искала в ней ошибку. Ведь несмотря на все теоретические рассуждения, никто не мог с уверенностью предсказать, как отразится стирание памяти на личности Карна.
Между тем работа над «Клеткой» была окончена. Теперь Урза держал ее в руках. Тонкая, но прочная скорлупка, состоящая из двух половинок. Плетение корзинки из самого прочного в мире металла образовывало слова и символы, точно повторявшие очертания Сердца Ксанчи. Рейни вложила черный камень в одну половинку, Урза приставил к ней вторую, и магия знаков мгновенно сплавила их в единое целое. За год металл разрастется, стиснет камень и начнет подавлять самые ранние воспоминания Карна. За десятилетие уйдут в небытие знания и опыт, копившиеся больше двух веков. Со временем воспоминания Карна будут бледнеть, как воспоминания обычного человека, и только последние двадцать лет жизни сохранятся неприкосновенными. Совсем короткая жизнь, однако, по мнению Урзы, этого «более чем достаточно».
Рейни поморщилась, когда Мироходец вложил камень на место – так спокойно, словно запускал обычный, бездушный механизм. Ей было стыдно. Бывают поступки хуже убийства, но, кажется, Урза Мироходец способен на любой из них.
Первый ливень сезона бурь налетел на Толарию. Над академией поднялись защитные перекрытия, предохранявшие клумбы и садовые участки, не нуждающиеся в поливе. Струи воды били по выветренным скалам, глинистым пустошам и деревянным скатам крыш. Над зонами ускоренного времени вода испарялась так быстро, что казалось – дождь отскакивал от них. Зоны медленного времени со стороны казались заключенными в дымчатые пузыри. Вода словно прилипала к их поверхности и неторопливо соскальзывала вниз под собственной тяжестью. Пройдет не одна неделя, прежде чем первая капля коснется медленновременной зоны.
В закрытой бухте острова покачивался на волнах стоящий на якоре «Маяк». С его борта к ближайшему молу протянулись легкие сходни. Заканчивалась погрузка, и буйство природы не нарушало корабельного распорядка. Команда грузила в трюмы провиант и воду медленного времени, предназначавшуюся для тех, кому, вопреки обычаю, дозволено было покинуть академию и затеряться в городах внешнего мира, скрывая до поры части Наследия.
Гатха тяжело шагнул на сходни. Железные планки прогнулись под его ногами. Он даже не удостоил взглядом корабельного эконома, распоряжавшегося погрузкой и размещением пассажиров. Задерганный, а потому злой, моряк горячился, разъясняя двоим помощникам Гатхи, куда, по его мнению, следует отправить непредвиденный добавочный груз. Сам Гатха, презирая обычные формальности, направился прямо к капитану.
– Нужна помощь, наставник? – Женщина даже не взглянула на значок, украшавший плащ гостя. Звание наставника подвернулось ей на язык просто по привычке.
И она даже не подумала уступить ему место под узким навесом мостика. Ежась под холодными струями, Гатха подумал, что двадцать лет на посту капитана кого угодно отучат от излишней любезности. Тем не менее он чуть ли не с ненавистью взглянул на ее распахнутый дождевик. Вода уже пробралась за натянутый до ушей ворот плаща.