Мы были одни. Рауль остановился, и его руки крепко обвились вокруг меня.
— Ну а теперь... — сказал он.
Позже, вновь обретя дар речи, я дрожащим голосом сказала:
— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя...
И конечно, после этих необдуманных и неблагоразумных слов довольно долго не могла не то что говорить, но даже дышать.
Когда наконец Рауль отпустил меня и заговорил, я с трудом узнала его голос. Он был прерывистым и каким-то неуверенным, но в нем звучала свойственная ему насмешливая дерзость:
— Ну а теперь ты не спросишь меня?
— О чем?
— О том, что сразу же спрашивают все женщины в мире: «А ты меня любишь?»
— Обойдусь тем, что ты сам захочешь сказать, — ответила я.
— Прошу тебя не скромничать больше, чем нужно, Линда.
— Ничего не могу поделать. Ты на меня так действуешь.
— О господи! — сказал он каким-то странным, неестественным голосом и снова притянул меня к себе. На этот раз он не целовал меня, просто крепко прижал к груди и сказал, глядя в темноту поверх моей головы: — Линда... Линда, послушай.
— Я слушаю.
— То, что ты сказала насчет любви... Я не знаю. Честно говоря, не знаю.
У меня сжалось сердце от непонятного чувства. Если бы это не было так нелепо, я бы сказала, что это была жалость к нему.
— Неважно, Рауль. Это не имеет значения.
— Имеет. Ты должна знать. У меня были другие женщины, как ты понимаешь. И довольно много.
— Да.
— С тобой все по-другому. — Молчание. Легкая усмешка. — Я должен был это сказать в любом случае. Но это правда. Чистая правда. — Он прижался щекой к моим волосам. — Линда. Чертовски неподходящее имя для француженки, верно? Ну вот, теперь ты знаешь. Я хочу тебя. Ты мне нужна, очень нужна, честное слово. Если ты называешь это любовью...
— Сойдет и так, — ответила я. — Можешь мне поверить, сойдет.
Снова молчание. Ровно горел огонь в камине, наполняя комнату тенями. На одном из поленьев пузырем вздулась и зашипела смола.
Рауль еле слышно вздохнул и немного отодвинул меня. Голос его снова звучал обычно — хладнокровно, небрежно, немного резко:
— О чем вы говорили с Карло?
Вопрос был столь неожиданным, что я даже вздрогнула.
— Мы... я забыла. О разном. И... да, о моем платье. Да, мы говорили о платье.
Рауль улыбнулся:
— Ну-ну, признавайся. Вы говорили обо мне.
— Откуда ты знаешь?
— Ясновидение.
— Ах ты, черт, — сказала я. — Только не говори, что ты такой же.
— Такой же?
— Твой отец колдун, разве ты не знаешь?
— Ах так? Ну скажем, у меня отличный слух. Наверное, Карло предупредил тебя, что вряд ли у меня честные намерения?
— Конечно.
— Честное слово?
— Более или менее. Это было сделано намеками и в высшей степени мягко.
— Не сомневаюсь. Что он сказал?
Я засмеялась и процитировала слова Флоримона:
— «Вы и Рауль? Нет, нет и еще раз нет». Не стоит сердиться на мсье Флоримона. Я его обожаю, и он говорил со мной ради моего же блага.
Рауль мрачно посмотрел на меня сверху вниз:
— Вряд ли я могу сердиться на него. Он чертовски близок к истине. Какие бы ни были у меня мотивы, но, может быть, мы... — Он остановился. — Я говорил, какие у меня к тебе чувства. Но ты утверждаешь, что любишь меня.
— Да, да и еще раз да, — ответила я.
— Снова троица? Ты очень щедра, — улыбнулся он.
— Я цитирую слова Карло, только наоборот. Кроме того, у нас, англичан, есть стихи, в которых говорится: «То, что я скажу тебе трижды, будет верно».
Пауза. Потом он сказал, все еще не выпуская меня:
— Значит, ты рискнешь выйти за меня замуж?
Меня охватила дрожь.
— Но твой отец... — хрипло сказала я.
Он так крепко схватил меня за плечи, что мне стало больно.
— Мой отец? А какое ему дело?
— Он страшно рассердится. Может быть, он сделает что-нибудь, чтобы помешать этому... Заставит тебя уехать из Бельвиня, или...
— Ну и что? Я не связан ни с ним, ни с Бельвинем.— Он коротко и сердито рассмеялся. — Ты боишься ухудшить мое положение? Мое будущее? Честное слово, это мне нравится!
— Но ведь ты любишь Бельвинь? — неуверенно сказала я. — Ты сам мне об этом говорил, и миссис Седдон...
— А, она тоже говорила обо мне!
— Все говорят, — просто сказала я.
— Значит, она сказала тебе, что у меня в будущем нет ничего, кроме Бельвиня, да и то до тех пор, пока Филипп не стал настоящим хозяином Вальми?
— Да.
— Ну что же, она права. — Потом он добавил немного мягче: — Ну а твоя трижды верная любовь позволит тебе выйти замуж за человека без будущего?
— Я ведь говорила, что сойдет и так, верно?
Еще одна короткая пауза.
— Да. Значит, ты выйдешь за меня замуж?
— Да.
— Несмотря на все страшные предупреждения?
— Да.
— Не ожидая ничего хорошего от будущего?
— Да.
— Об этом тебе не стоит беспокоиться, — торжествующе засмеялся он и загадочно произнес: — Любыми средствами я завоюю себе будущее.
— Ты просто авантюрист, — сказала я.
Он смотрел на меня сверху вниз, и его черные глаза снова подернулись поволокой.
— А ты?
— Мне кажется, тоже, — медленно проговорила я.
— Знаю, — подтвердил Рауль. — Алмаз можно резать только алмазом, дорогая. Поцелуй меня и завершим нашу сделку.
Когда он разжал руки, я неуверенно спросила:
— Нам надо... сказать им?
— Конечно. А почему бы нет? Мне бы хотелось кричать об этом во все стороны, взобравшись на крышу, но, если хочешь, можем подождать до завтра.
— Да, пожалуйста.
В полутьме блеснули его зубы:
— Неужели это так трудно, крошка? Ты боишься моего отца?
— Да.
— Правда? — Он с удивлением взглянул на меня. — Не стоит. Но если хочешь, я скажу им сам. Ты можешь просто держаться до тех пор в стороне.
— Они страшно рассердятся, — сказала я.
— Рассердятся? Ты себя недооцениваешь, моя милая.
— Ты не понимаешь. Я... они все равно меня выгонят. Но от этого мне не легче.