Ответ был предельно лаконичным:
— Захотелось.
— Кир! — простонала я. Нет, он всё-таки невыносим!
— Мелкая, мне действительно очень сильно захотелось подарить тебе что-нибудь особенное. И в тот момент я не понимал, с чем это желание связано. А вот потом, примерно через недельку, понял…
— Чудовище, — выдохнула я.
— Люблю тебя, — прошептал Кир.
И снова его губы касаются моих. Легко, почти невесомо. А я пьянею и не могу сопротивляться этой мимолётной, почти целомудренной ласке.
Почему «почти»? Да просто одеяло давно съехало вниз, а ночная сорочка настолько тонкая, что чувствую жар его тела… и это несмотря на то, что Кир опирается на руки и совсем не стремится стать ближе.
А я хочу! О Богиня, как же я хочу этой близости. Хочу вдыхать аромат его парфюма, ощущать бархатистое тепло его кожи, плавиться от других — невероятно горячих, жадных поцелуев. Хочу его. Всего!
Вопросы, которые минуту назад жгли язык, из головы выдуло. Остался только один, но самый важный:
— Что теперь будет, Кир? Что будет с нами?
Боевик сверкнул глазами, потёрся носом о мой нос и ответил…
— Мы поженимся.
Сердце не дрогнуло, дыхание не сбилось, разум не затуманился. Даже в сладострастном плену объятий самого несносного принца на свете я прекрасно осознавала — осуществить это намерение будет очень-очень трудно.
Конечно, я подарила Кирстену недоуменный взгляд — надеялась, боевик поделится подробностями своего плана. Но вместо этого услышала иное:
— А что тебя удивляет, мелкая? Прости, но вынужден напомнить — ты меня соблазнила. И теперь, как честная женщина, обязана выйти за меня замуж. И отказа я не приму.
Дар речи Эмелис из рода Бьен утратила… но ненадолго.
— Нахал! — выпалила я. — Наглец! Аферист!
Кир прервал изобличительную речь самым подлым образом: наклонился, ожег дыханием, коснулся кончиком языка моей нижней губы, и всё… Спустя миг я в который раз наблюдала кружение и крушение мира, я растворялась и парила, я…
— Эмелис, как же я тебя люблю, — прошептал мой синеглазый кошмар. — Как же я…
Мои губы оставили в покое. Теперь Кир покрывал лёгкими стремительными поцелуями щёки, лоб, нос, глаза. А я не удержалась — запустила пальчики в шелк его волос и… откровенно сходила с ума.
Когда ладонь Кирстена скользнула по шее, словно невзначай коснулась груди, я застонала и выгнулась. Это не было мольбой — я требовала, я приказывала. Боевик моему приказу подчинился…
Одеяло было аккуратно отодвинуто в сторону, я же оказалась прижата к постели тяжелым мужским телом. Кир подарил новый поцелуй — не мимолётный, а настоящий. Один из тех, что обращают кровь в жидкий огонь и вызывают дикую, нестерпимую жажду.
Я захлебнулась вздохом и выгнулась снова. Глаза младшего принца стремительно потемнели, а сердце забилось так часто и сильно, что показалось — ещё чуть-чуть и вырвется из груди. Мои ладони скользнули на его плечи, ноготки впились в прикрытую тканью рубашки кожу, срывая с губ Кирстена хриплый стон.
— Эмелис, любимая…
Губы боевика проложили дорожку от скулы к декольте, и устремились вниз. Он целовал сквозь тонкую ткань ночной сорочки, и это было так неожиданно, так волнительно. А ещё тонкое полотно позволяло ощутить силу мужского желания, и было в этом нечто настолько дерзкое, настолько далёкое от приличий, что я смутилась.
Смутилась, хотя именно такой реакции и добивалась!
К счастью, возможности пойти на попятную мне не дали. Рука Кирстена легла на бедро, властно сжала ткань несчастной сорочки и потянула вверх. Спустя два удара сердца, пальцы младшего принца коснулись запрещённого, а я ахнула.
В памяти вспыхнули воспоминания о нашей первой и единственной ночи, тело охватил пожар.
— Кир…
— Безумие моё, — выдохнул боевик, вновь впиваясь в губы.
А едва его язык проник в мой рот, раздался уверенный стук в дверь и властное:
— Госпожа Эмелис, вы проснулись? К вам можно?
Мы вздрогнули. Оба! Кир молниеносно одёрнул мою сорочку, я нащупала одеяло и спешно укрылась. Боевик, совершив какой-то немыслимый кульбит, слетел с кровати, расчесал пятернёй волосы и упал в кресло. И лишь после этого ответил:
— Да, отец.
Вообще, ситуация с точки зрения этикета немыслимая, и я, если честно, не сразу поверила, что дверь в мою спальню действительно открывается и на пороге действительно возникает… король.
Их величество Вонгард был одет в памятный халат — тот самый, что смотрелся столь же дорого, как королевская мантия, небрит, и категорически растрёпан. В одной его руке умещалась чашка то ли с чаем, то ли с кофой, а под мышкой наблюдалась стопка книг. А вот глаза короля… В них плескалось безудержное веселье!
— Неужели помирились? — с порога вопросил монарх.
Я не выдержала и потупилась. Щёки заливал жгучий румянец, а желания, владевшие мной всего минуту назад, сменились одним, но несравнимо более сильным — хотелось одеяло на голову натянуть! И подушкой прикрыться.
— Почти… — отозвался Кирстен. Удивительно, но в голосе боевика отчётливо звучало смущение.
А вот их величество Вонгарда ничего не смущало. Король хохотнул, сказал весело:
— Могу зайти попозже!
— Отец, ты не так всё понял, — попытался солгать Кир.
Да, именно попытался! Потому что Вонгард хоть и промолчал, но точно знаю: не поверил. Я же сидела и искренне жалела, что в моём арсенале нет щита с элементом невидимости. В смысле, такого щита вообще не существует, но… как бы он меня сейчас выручил! И плевать на магическое истощение…
— Да я вообще ничего не понял! — заявил владыка Дурбора. И уже мне: — Как себя чувствуешь… Эми?
Убейте меня кто-нибудь!
— Эмелис не нравится, когда сокращают её имя, — встрял боевик.
— Да? — Вопрос прозвучал почти невинно, но… не трудно догадаться, на что намекал их величество.
О Всевышний! Пообещать королю скидки в доме терпимости! Это… это… о нет, сейчас точно со стыда сгорю!
— Вам, госпожа Эмелис, по слухам, постельный режим прописан, — как ни в чём не бывало, продолжал Вонгард. — Я подумал, что вам будет скучно и принёс кое-какое чтиво. Надеюсь, понравится.
С этими словами монарх подошел к кровати, водрузил чашку на прикроватную тумбочку, а затем протянул мне стопку книг. Я приняла книги не глядя, пробормотала смущённо:
— Благодарю, ваше величество.
— Просто Вонгард, — отмахнулся владыка Дурбора и тут же переключился на сына: — Знаешь, я бы на твоём месте свалил.
Я бросила затравленный взгляд на любимого, чтобы увидеть, как у того приподнимаются брови. Причём на лице Кира не столько удивление проявилось, сколько возмущение. А венценосный отец не постеснялся пояснить: