— Лэни… — правящий герцог Адерский мялся, не зная, как приступить к разговору.
— Да, Геверт, — кротко отозвалась сестра Тишины и смолкла, догадываясь, о чем хочет спросить ее брат, но не желая идти ему навстречу.
— Завтра бал…
— Уже сегодня, — поправила она, пряча зевок, — полночь пробили полчаса назад.
— Вот именно, — он прошелся по комнате, задержался на минуту у камина, подбросить пару поленцев, и решительно сел в кресло напротив полулежащей в уголке дивана девушки, — я хотел спросить про Рози.
— Мы же договаривались… что ты не будешь про нее ничего спрашивать.
— Нет, — упрямо качнул он головой, — не так. Ты предупредила, чтобы я не спрашивал, и я терпел, пока мог. Но завтра бал, и она будет, как обычно, смеяться и болтать глупости.
— Ну, так это же ее работа, — осторожно сообщила Лэни то, что герцог и сам прекрасно знал.
— Я поклялся не выдавать тайну, — несчастно взглянул сестре в глаза Герт, — иначе Сангор ничего бы не рассказал. Четверо юных балбесов… из тех, что вылезли в свет на заслугах отцов, поспорили, кому из них удастся увести ее в банановую гостиную. А остальные делают ставки. Разумеется, я сказал ему, что это бесчестно и неблагородно, но он говорит, что насильно девушку никто тащить не будет. И что если я пойду ее предупреждать, то он не будет делиться со мной секретами.
— Что ты говоришь, — сонливость с тихони как ветром смахнуло, — даже ставки делают! А не объяснишь ли ты мне, что такое эта самая гостиная? Про то, что там парочки любят уединяться, я слышала, а вот что там стоит, и почему она банановая, толком не знаю.
— Примерно шестнадцать лет назад, когда король вовсю «горевал» по почившей королеве, один из Торемских послов привез ему в дар обстановку для гостиной в своем национальном стиле. Там зеленый, как трава, пушистый ковер с яркими цветами, несколько длинных, ярко-желтых кушеток, смутно похожих на бананы, прозрачные занавеси, вышитые золотыми и шелковыми нитями. Изображены на занавесях тоже пальмы и цветы, а все стены увешаны огромными зеркалами до пола, в которых все это многократно отражается. Кто-то из шутников тогда сказал, что войдя в эту комнату, чувствует себя карликом в саду, где падают с дерев гигантские бананы.
— Хочу посмотреть, — заинтересовалась Лэни.
— Посмотри, — кисло сморщился Герт, — только помни, когда подарок расставляли, зеркал немного не хватило, и мажордом распорядился задрапировать углы подходящим по цвету шелком, а потом еще присланными занавесками, которые свисают с потолка, деля комнату на несколько ниш. И когда там горит только пара свечей в центральном светильнике, по углам за прозрачными шторами может спрятаться куча шутников. Разумеется… когда шутят над знатными девицами, до откровенных непристойностей дело не доводят, но беднягам хватает позора, уже когда вся эта толпа начинает хлопать в ладоши за сорванный поцелуй или небольшую уступку.
— То-есть, ты хочешь сказать, что если туда попадет Рози, то шутка может стать еще грязнее? — голубые глаза графини потемнели, как небо перед грозой.
— Они же дураки, Лэни. Сангор мне так и сказал, все считают, раз теперь король молодой, то пора ослабить старые правила и устроить жизнь во дворце немного повеселее. Других ведь забот, кроме как веселиться, у них нет. И даже то, что происходит сейчас в государстве, их никак не задело.
— Спасибо, Герт, — задумчиво кивнула Лэни, — постарайся держаться в сторонке, мы что-нибудь придумаем. Рози очень талантливая кокетка, жаль только, что я сама не смогу ей подыграть, сразу заподозрят тебя.
— Меня Змей убьёт, — фыркнул Геверт, — если ты начнешь ей подыгрывать. А теперь расскажи мне что-нибудь про нее, Лэни.
— Геверт… ну я ведь просила!
— Хоть немного… и не про прошлую жизнь и имя, это неважно. Расскажи, что она любит, я не видел ее три дня, и хочу немного порадовать… сделать такой подарок, какой она обязательно возьмет.
— А ты не понимаешь, что если я тебе подскажу, она сразу догадается?
— Но ты ведь мне родная сестра? И не можешь быть со мной такой же неприступной, как с чужими людьми? Вот им ничего не рассказывай, я тебе только спасибо скажу.
— Говорила нам матушка, что мужчины становятся очень хитрыми и настойчивыми, когда стремятся завоевать понравившуюся девушку, — с притворной сердитостью сообщила ему тихоня, — но не предупредила, что и собственные братья станут точно такими же упрямцами!
— По-твоему, собственные братья должны сидеть как филины, и лупать глазами, пока кто-то другой охмуряет любимую девушку? — Вспылил с необычной для него яростью Геверт.
— Что?! — Ахнула Лэрнелия, — что ты сказал? Геверт… но это невозможно!
— Я не знаю, — горько произнёс он, вскочил с кресла, и, уйдя к окну, замер, уставаясь во тьму, — что возможно, а что — нет. Но мне еще ни одна девушка так ни нравилась, поверь, Лэни. Даже Ресса. Хотя я всегда считал, что она была идеальной женой, и думал, что если женюсь во второй раз, то буду выбирать похожую на нее женщину. Но теперь я уверен, мне нужна только Рози… хотя она старается держаться от меня подальше. Наверное, потому, что я твой брат.
Святая Тишина, встревожилась Эста, не хватало еще, чтобы он стал жалеть о своем родстве с нею. И как ей теперь поступить, если она поклялась именем Тишины?
— Герт, иди сюда, — тихо позвала тихоня, и когда он пришел, с огорчением заметила, что глаза брата подозрительно влажные, — я тебя очень люблю. И хочу, чтобы ты был счастлив. Но помочь тебе пока не могу… подожди! Не торопись, я сказала — пока. Я поговорю с Тмирной, пойми, когда даешь клятву именем Тишины, лучше ее не нарушать. И верю, матушка что-то придумает, хотя сестры тишины предпочитают не строить предположений ни в каких вопросах.
— Спасибо, — герцог склонился к сестре и нежно прикоснулся губами к ее волосам, — отец не зря говорит, что ты мудрая. Но меня насторожило одно слово… ты ведь не могла оговориться? Почему ты сказала про братьев, Лэни?
— А ты стал очень внимательным, — невесело похвалила тихоня, — но это тоже тайна… хотя тут с меня никто клятв не брал. Ты садись, они еще не скоро придут, цветочки моего браслета пока не чувствуют Змея. Вот ведь почти всем известно, какие именно женщины уходят в наш монастырь, но никто не задумывается, каково это, жить в доме, полном обманутых и разочаровавшихся в любви женщин. Все они такие ранимые… и чувствительные, словно в один миг потеряли кожу, и каждое прикосновение неделикатными любопытными взглядами для них — как укол ядовитой иглы.
— Убью… если узнаю, кто ее обидел, — свирепо процедил Герт, стискивая в гневе кулаки.
— Речь сейчас не о ней… — успокаивающе погладила брата по плечу Лэни, — а о другой девушке. Ее никто не обидел, наоборот, хотели сделать как лучше, уберечь от боли. Но ты ведь слышал, что благие намерения не всегда ведут к радости?! Вот и с ней получилось именно так, ей хотели сделать как лучше, а сделали очень больно. И она много лет носит в душе эту боль… но никто не возьмется решить, нужно ей помогать, или разумнее оставить все как есть.