И медведица с зелеными глазами станет заглядывать в гости. Возможно, однажды она поверит ему настолько, чтобы остаться, и скинет рыжую шкуру.
А Кейсо смотрит с жалостью.
– Тебя не отпустят, мальчик мой, – сказал он наконец. – Слишком много у тебя врагов. И слишком много за тобой обиженных. Пока боятся, будут стоять в стороне, но стоит тебе оступиться, совершить ошибку, и вся стая кинется рвать. Об этом думай, а не…
Маленькая медведица умела улыбаться. И угощение брала из рук аккуратно. Изредка касалась кожи длинным темным языком и щурилась – мол, не боишься?
Янгар не боялся.
Она смеялась вместе с ним. И утешала, щекотала шею горячим дыханием, когда он вдруг проваливался в прошлое.
– Я не буду тебя останавливать. – Кейсо все же опустился на гору из подушек. И массивное тело его затряслось от чрезмерного этого усилия. – Я лишь прошу: будь осторожен.
– Конечно.
Пустое обещание – Янгхаар Каапо не умел быть осторожным.
Последний день остался со мной.
Красный лист, прилипший к ветке, подрагивает на невидимом ветру. И муть в ручье осела. Зима подкрадывалась к лесу, а наше с Янгаром время подходило к концу.
В тот день он пришел в овраг раньше обычного и, сев на мокрые листья, ждал, когда я спущусь. Янгар распустил косы, и темные волосы легли на плечи, а я заметила, что в этих волосах добавилось изрядно седины. Он ведь еще не стар, мой муж.
– Здравствуй, – сказал он.
И я коснулась раскрытой ладони носом.
– Я рад, что ты пришла.
И я рада.
Еще один день приближает зиму. И мне-медведю хочется спать, порой я проваливаюсь в сон, который глубок и лишен сновидений, но длится недолго, ведь я-человек не привычна к таким. И, выбравшись в явь, мучаюсь головной болью, одиночеством, которое ощущается острее, чем прежде.
И неясным желанием бежать.
Куда?
Не знаю. И бегу к оврагу, в котором ждет меня человек.
Я ложусь рядом с ним, и Янгар вытягивается, опираясь на мохнатый мой бок. Мой муж не боится холода и осенней коварной воды, с которой в тело проникает лихорадка. Он словно не замечает того, сколь неуютен лес. И что зима близка.
И что медведи не ведут себя так, как я.
А я не решаюсь обернуться человеком.
– Завтра я уезжаю. – Янгар расчесывал волосы, привычно разбирая длинные пряди. Он не смазывал их маслом или воском, как делали многие, и ленты не вплетал. Верно, некому подарить было.
Я бы вышила… или еще вышью.
Когда решусь сказать.
Поверить.
Он добр со зверем, но я-человек помню его другим.
– Кёниг желает видеть меня. – В голосе слышится печаль и раздражение. – Ему надоела война. Рассказать о кёниге?
Его истории странны.
И я соглашаюсь.
– Когда я пришел на Север, – Янгар плетет косу, и мне нравится смотреть, как ловко движутся смуглые пальцы, – боги приняли меня. Я слышал, как они отозвались. И здесь, внутри, – Янгар кладет раскрытую ладонь на грудь, – будто что-то переменилось. Отозвалось. Я вдруг понял, что вернулся домой.
Он все равно чужак. Для отца. И братьев. Пожалуй, для всех, с кем столкнет его судьба.
– И тогда я спросил у богов совета. Мне надо было знать, что делать. И боги ответили. Трижды бросал я руны, и трижды выпадало, что мой путь лежит во дворец. Я подчинился их воле.
Косы Янгар перевязывает кожаными шнурками.
– Олений город не так и велик. Ты, конечно, не поверишь, но он и вправду мал по сравнению с белокаменным Баххди, не говоря уже о Кишеме благословенном, в котором сидит богоравный Айро-паша. Кишем столь огромен, что дня не хватит, чтобы добраться от восточной стены до западной. И много часов понадобится, чтобы подняться на белую гору, где стоит дворец паши. Я видел его издали. Его видно отовсюду, даже из казарм.
Его голос дрогнул, а пальцы выпустили черную косу.
– И с площади Девичьих Слез тоже. Там казнят тех, кто преступил закон паши. И меня, если бы поймали, отправили бы туда. Или на арену. Не знаю, что хуже.
Он цепляется за мою шерсть, и я ворчу, успокаивая. То, что было, уже не вернется. Остались за морем и площадь, и казармы, и сам благословенный Кишем, которого я никогда не увижу. Да и Янгар вдруг вспоминает о том, что рассказывать собирался вовсе не о той далекой стране.
– Так вот, – он вновь спокоен, – Олений город вовсе не так уж велик, а дворец кёнига не так уж роскошен, как думает Вилхо. Да, он построен из камня. И два десятка колонн держат потолок тронного зала. А пол в нем вымощен белыми плитами. И тянется по нему алая дорожка, ступить на которую позволяется лишь просителю. Два десятка шагов делает он к трону… и на коленях.
Еще одна коса отброшена за спину, а Янгар продолжает рассказ:
– Я на колени становиться отказался. У подножия трона стража стоит. Дюжина аккаев в золоченых доспехах. И поверь, что сложно найти воинов лучше. Они попытались поставить меня на колени.
Янгар улыбнулся этим своим воспоминаниям.
– И я одолел всех. А потом сказал кёнигу, что не желаю ему зла, но хочу присягнуть на верность. Тогда он показался мне человеком, достойным клятвы. Я стоял у подножия золотой горы и смотрел на него. Он был гигантом с голосом, подобным грому. И солнечный свет покрывалом лежал на его плечах. Пожалуй, тогда я подумал, что в его жилах и вправду течет кровь богов. Но все ложь, маленькая медведица.
Я лизнула запястье, утешая. А Янгар потрепал меня по холке.
– Я попросил его о малости – дать мне сотню воинов. И врага. Он же рассмеялся и сказал, что я нагл и надо бы дать мне сотню плетей, но… у Вилхо много врагов. А драться сам он не способен. И я получил пять сотен аккаев, а с ними приказ подавить мятеж.
Улыбка исчезла с лица Янгара, и потемнели глаза.
– Тогда мне было безразлично, маленькая медведица, с кем сражаться. Я больше ничего не умел. И до сих пор не умею. Только убивать. А уж кого, разницы не было. Мы взяли поместье с лету. И я сам казнил мятежников, а головы отправил своему кёнигу. Что до остальных, то пять сотен аккаев славно повеселились в те дни. Потом было другое имя и третье, и вскоре не осталось никого, кто дерзнул бы выступить против кёнига.
Так родилась легенда о Черном Янгаре, верном мече кёнига Вилхо.
Наклонившись, Янгар коснулся губами моего носа.
– И меня отправили к границе…
В тот день Янгар задержался дотемна, и я, по сложившемуся уже обычаю, провожала его до окраины леса. С опушки видно было поле, оцепленное кострами, и тени шатров.
Рука Янгара лежала на моем загривке, и он время от времени останавливался, словно не желая, чтобы недолгий путь закончился.