– Люди… – Чайкой над водой мелькает тень печали в черных глазах богини. – Только люди умеют прощать. Не потеряй свой дар, Аану.
Беззвучно закрывается дверь, и рассыпается гостья белым мелким снегом. Она уходит, я же долго стою у окна, вглядываясь в снежную вьюгу. А буря мурлычет, ластится.
Эта ночь проходит без снов.
Человек висел на дыбе давно. Его руки вывернулись, а тело обмякло. По ноздреватой коже, разрисованной хлыстом, катился пот. Голова его безвольно повисла, но ребра вздымались, показывая, что человек еще жив.
И Янгар, зачерпнув резным нарядным ковшиком воды, вылил ее на голову пленника. Тот встрепенулся, раскрыл губы, ловя холодные струйки, и застонал.
– Продолжим? – спросил Янгар, сапогом подвигая маленькую жаровню, на которой наливался спелой краснотой инструмент.
Пленник задергался и захрипел.
– Тебе просто надо ответить на мой вопрос. – Янгар повернул ворот, ослабляя натяжение.
– Не… знаю…
Сорванный голос был тих. И распухший язык скользил по губам, подбирая капли воды.
– Врешь.
Еще один поворот. И тело опускается ниже.
– Знаешь. Все ты знаешь. Ты же был там, Хрир из Важьей долины.
Поставив ворот на ступор, Янгар отошел и вернулся со стулом.
– Сейчас ты сядешь и расскажешь мне, как это было. – Распутав веревки, он помог пленнику сесть. Привязывать не стал: дыба хорошо растянула суставы, и сбежать Хрир не сможет при всем желании. Драться тоже. – Ну же? – Янгар стер с лица кровь и копоть.
И помог напиться.
– Я… не… знаю, – повторил Хрир. У него с трудом получалось держать голову.
– Кого ты боишься? – Янгар присел на корточки и смотрел снизу вверх, не скрывая любопытства. – Ты ведь все равно умрешь. Вопрос в том, как быстро. Я могу перерезать тебе глотку. Или сломать шею. Это быстрая смерть. А могу стесывать кожу по кусочку, прижигая раны.
Хрир дернулся и захрипел.
– Осторожно, не упади, больно будет, – предупредил Янгар, заботливо поддерживая пленника. – Ты умрешь. И если так, стоит ли цепляться за тайны прошлого? Не бойся мести Золотых родов, до мертвых они не дотянутся. Хочешь?
Он налил в чашу вина и поднес к губам пленника.
– Ты… ошибся. – Сделав глоток, тот облизал губы.
– Вряд ли. Это твое? – Янгар вытащил из кошеля широкую золотую цепь, при виде которой пленник скривился. – Твое. Ты носил как память о той давней большой добыче, удаче… Хвастался.
– Я…
– Не умел держать язык за зубами? Или не захотел? Тогда тебе нечего было бояться, верно? – Янгар перебирал чеканные звенья. – Тогда ты был богат, удачлив. Молодой, а уже десятник. И пил меньше, и не стал швырять золотом, как другие. Спрятал… Где?
– Иди ты на…
Пламя факелов окрашивало золото в алый, словно проступала на звеньях единожды пролитая кровь.
– У твоей дочери красивые серьги – золотые, с солнечным камнем такого, знаешь, темного оттенка. А вот ожерелье кому-то другому досталось. Вы ведь честно все поделили?
– Не тронь ее…
– Не трону, – охотно согласился Янгар, прижимая цепочку к щеке. – Я выкуплю серьги. Или украду. Они принадлежали моей матери. Скажи, кто приказал убить ее?
Хрир закусил разжеванную губу.
– Я ведь все равно тебя заставлю. – Цепочка скользила по коже золотой змейкой, и прохлада ее успокаивала, не позволяя скатиться в черное безумие. – Мне не нужны твои товарищи, вряд ли они еще живы. А вот золотые имена, Хрир из Важьей долины, дело другое. Назови.
– Я… не знаю.
– Глупец. – Янгар убрал цепочку в кошель, поднял руку пленника и заставил разжать кулак. – Ты же представляешь, что человек способен сделать с человеком?
Раскаленный прут коснулся кожи. И Хрир стиснул зубы, заглушая крик.
– Это только начало, – пообещал Янгар, перебирая инструменты. – Я все равно узнаю то, что нужно.
И сделает то, что должен.
Но почему-то в глубине души Янгхаар Каапо радовался, что его жена не увидит его таким.
К концу дня имена были названы.
Янгар танцевал.
И пара клинков, что пара стальных птиц, сидела в его руках. Плакал разрезанный крыльями воздух. Дрожали на невидимом ветру шелковые занавеси, раскрывали рваные раны.
Скользили босые ноги по ковру.
И кожа Янгара была темна от чужой крови.
Кейсо, остановившись на пороге, не решился переступить его. Смотрел, как мечутся змеями черные косы, то взлетая, то опадая, прилипая к спине и груди, чтобы оставить на подсыхающей крови свежий отпечаток. Рисованными рубцами покрывали они тело Янгара.
Тот был бос, и старые штаны пропитались дымом.
– Янгу, – позвал Кейсо, поднимая опрокинутый кувшин. Винная лужа успела впитаться в шерстяной узор ковра, и, значит, тот был безнадежно испорчен.
Не только он.
Разрублены подушки, пух летает, норовя ускользнуть из-под удара. Низкий столик, украшенный солнечными камнями, разрублен пополам. Хрустят под стопами Янгара осколки стекла. И серебро печально звенит, когда задевают его.
Янгхаар Каапо остановился. Бессильно опали руки, разжались пальцы, выпуская рукояти клинков. Те легли на ковер беззвучно, устало.
– Что мне делать, Кейсо? – спросил Янгар, не оборачиваясь. – Скажи, ты ведь всегда знал, что мне делать.
Он повернулся и провел ладонью по лицу, а потом с удивлением уставился на руку.
– Это кровь? – Кейсо подошел и, перехватив запястье, вслушался в пульс. Сердце мальчишки слетело с привязи. – Кровь.
– Кровь, – согласился Янгар, улыбаясь. – Человека, который убивал мою семью. А я убил его. Разве это не справедливо?
Кейсо ничего не ответил, и Янгар, вырвав руку, сказал:
– Зато я узнал имена.
– Садись.
Янгар послушно опустился на разодранные подушки, зачерпнул горсть пуха и, поднеся к лицу, подул.
– Как одуванчики. У нас много одуванчиков росло…
– Тебе надо умыться.
Покачал головой Янгар, продолжал пускать пух.
– Выпей. – Кейсо извлек кувшин с темным крепленым вином.
Пил Янгар редко и мало, опасаясь, что винный дух ослабит привязь, на которой сидело его безумие. Но сейчас он принял полную чашу и осушил ее одним глотком. Удивленно произнес:
– Сладкое какое. Налей еще.
Кейсо налил и попросил:
– Расскажи.