— Сам стань святым.
— Нет. Это не моя роль, — покачал головой режиссер. — И Элька, она… Да, она святая. Пока меня считают гением. Она меня поддерживает, она меня понимает, она чудесная… Но ровно до тех пор, пока публика мне аплодирует. Это ее сверхзадача как женщины — жить рядом с гением, быть его верной подругой, преданно ему поклоняться. Поддерживать во время творческого кризиса… Но только если этот кризис не слишком надолго затянется. Она — жена гения. Если я сниму банальный, серый фильм, который пройдет незамеченным и у критики, и у зрителей, она меня бросит.
— Да ладно!
— Я тебя уверяю! — топнул ногой Чащин. — Она найдет повод, чтобы бросить меня, чтобы запретить мне видеться с детьми…
— А если ты ошибаешься?
— Я не ошибаюсь. Но и мне своя выгода жить рядом с Элей. Когда я с ней, я всегда в форме, я стараюсь дотянуться до неба, всеми силами стремлюсь оправдать ее ожидания… Но это очень сложно, и поэтому я позволяю себе… гм, расслабиться иногда. Мы с Элей повязаны этими невидимыми нитями, невысказанными вслух обещаниями… Она со мной, пока она видит во мне гения. Я с ней, пока она подстегивает меня своими ожиданиями. Все сложно, Лиля, все запутано. Поэтому ты не должна меня осуждать, — неожиданно мягко произнес Чащин.
— А я тебя и не осуждаю, — сказала Лиля. — Я тебя поздравляю… — Она встала, обняла Чащина.
— Красава моя… — растроганно произнес тот и чмокнул Лилю в щеку. — Лили Марлен моя! Ты ж прелесть… Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
— Ну все, иди теперь. Иди, я сказал! После таких слов обязательно требуется смена кадра, новое действие. Затягивать трогательную сцену ни в коем случае нельзя, иначе розовые сопли получатся.
* * *
Нынешнее существование в ранге сценариста доставляло Евгению немало хлопот. Необходимо было подписывать кучу документов, все время доставать какие-то справки, посещать нотариуса, вести постоянный диалог с Пенсионным фондом… Вся эта бюрократия изрядно мешала!
Вот и сегодня пришлось ехать в ПФ. Чего-то они там недополучили, какие-то отчисления (которые тем не менее Евгений сделал своевременно), и приходилось выяснять ситуацию на месте.
Поначалу Евгений планировал добраться до фонда на своем авто, но потом сообразил, что возвращаться придется после часа пик, а значит, все машиноместа возле дома будут заняты. И вряд ли получится припарковаться поблизости… Нет уж, лучше тогда своим ходом! Тем более что авто Евгения стояло очень удобно, прямо под окнами его квартиры. К тому же пробки эти опять…
В начале седьмого, вымотанный бюрократическими разборками в ПФ, мужчина возвращался домой.
В метро творилось настоящее столпотворение. Толпа на вход, толпа на эскалаторе, толпа внизу, на платформе, битком набитый вагон, чьи-то стоны и причитания по поводу отдавленной ноги, чужие разговоры навязчиво лезут в уши…
На авто, конечно, спокойнее, размышлял Евгений. Но до центра пришлось бы добираться часа два, а то и больше. Двадцать минут в дикой давке — плата за сэкономленное время. А, да и в центре свои проблемы с парковкой машины тоже…
Нынче каждый для себя выбирает то, что ему удобнее. Относительный комфорт или сэкономленное время. Хотя, с другой стороны, какой там комфорт на московских дорогах, пусть и сидишь в авто, а нервов уходит не меньше…
Как странно…
Когда он был с Лилей, то не замечал подобных мелочей. Бюрократия в госконторах, толпа на улицах, давка в общественном транспорте, проблемы с парковкой, необходимость держать под контролем тысячу мелочей, о которых должен помнить законопослушный житель большого города… Все это казалось ерундой. А главным являлась она, Лиля.
Зачем она решила разорвать их отношения? Почему так и не смогла уйти от мужа? Это то, что называется словом «долг», или же Лиля никогда его не любила?
Лиля, Лиля, Лиля…
Мысли о ней постоянно вертелись у него в голове. Наяву и во сне даже он вспоминал ее, тянулся к ней… Он не мог без нее. И он ненавидел ее — за то, что она причинила ему такую боль. За то, что он лишился смысла жизни.
Нет, хотя… А если это не долг, но и не равнодушие? Вдруг она, любя Евгения, испугалась менять жизнь — но не из чувства долга, а потому, что решила: она не будет счастлива со своим новым избранником? Сейчас же модно все просчитывать и продумывать, даже если охвачен самыми искренними чувствами!
Он, помнится, в свое время наговорил Лиле много лишнего о себе. Например, как изменял Ире. Изменял, когда Леня болел. У Лили было такое ошарашенное лицо, когда она все это слушала… И она, верно, решила, что он, Евгений, ветреный и ненадежный человек. Что он и ей станет изменять, причем в самые тяжелые моменты жизни…
И Лиля решила расстаться с ним. Потому что не хотела подобных испытаний.
Тогда она глупая женщина. Очень глупая — ведь ей, именно ей, Евгений никогда не стал бы изменять. Не стал бы творить пакости за ее спиной.
Она, Лиля, — самое прекрасное в его жизни. Эта женщина делала его лучше и чище. Она словно воскресила мертвеца с холодной кровью, заставила чувствовать и вновь любить.
И вот как без нее теперь, как?..
Толпа несла Евгения к эскалатору. Там он сумел вывернуться, прилепился к поручню с правой стороны, вниз бежать не стал.
Рядом тянулся другой поток людей, вверх.
Машинально Евгений всматривался в лица. Да он и не разглядывал людей, просто наблюдал за картинкой, проплывающей перед ним.
Мужчины, женщины. Дети. Старики, старухи. Молодежь. Люди самых разных национальностей. Пожалуй, и не скажешь, что сейчас находишься в России, в Москве… «Я люблю Москву» — вон, на плакате. Неправда. Чужой уже город. Все чужое, все противное. Люди противные. Уехать? А куда?
Черная желчь переполняла Евгения. Кажется, он в этот момент ненавидел весь мир, и себя в первую очередь.
И вдруг он увидел Лилю.
Она поднималась вверх на соседнем эскалаторе. И ее невозможно было не узнать в толпе, не заметить. Она — словно солнце.
Или все-таки галлюцинация, мираж? Показалось? Разве возможна случайная встреча в многомиллионном городе?
Хотя именно в Москве, именно в одном из центральных переходов, где сходится большинство людских потоков, подобные встречи — не редкость.
Но нет, это была именно она, Лиля. Невероятно, невозможно хорошенькая, красивая. Какая-то у нее редкая, винтажная, если можно так выразиться, внешность… Светлые волосы, прозрачные глаза, губы эти розовые, всегда полураскрытые. Очень яркая внешность, но не кричаще-яркая, а такая… Как это сейчас называется… Припыленная? Припудренная? Не красный, не алый, а кремово-розово-бежевый оттенок…
Евгений смотрел на Лилю во все глаза, задыхаясь, чувствуя, как бешено бьется его сердце.
Лиля вдруг повернула голову, заметила его, и лицо ее неуловимо изменилось. Смятение, тревога, растерянность. Боль. Отчаяние. Все эти чувства отразились у нее во взгляде.