— Сегодня утром? Мы там были — вместе с Франсис.
— Знаю. Он видел вас обеих возле одной из мельниц. Это и была та самая? — Марк улыбнулся. — Вот так ирония судьбы. Он видел, как вы вошли внутрь, и решил, что там ему делать нечего; побродил вокруг, пока вы не ушли и та гречанка тоже, а потом вломился в другую мельницу. И разумеется, ничего не нашел. Тогда он вернулся ко мне. Вот и все. Наши старания ничем не увенчались.
— Кажется, я начинаю понимать, почему в здешних краях столь популярна партизанская война. Это было бы смешно, если б не было так грустно — как вся наша компания слонялась по горам, не замечая друг друга. Это ты стрелял?
— Да, чтобы подсказать Ламбису, где я нахожусь. Стрелять безопаснее, нежели кричать, этот звук в сельской местности не привлекает внимания. Это тебя тоже напугало?
Я молча покачала головой. Я не собиралась объяснять Марку, что в тот момент меня куда больше тревожили другие вещи. Убрав носовой платок в карман, я насухо вытерла тыльной стороной ладони глаза и улыбнулась ему.
— Вот теперь другое дело! — ласково сказал он.
— Ага.
— Такая ты мне нравишься. — Он снова порывисто и крепко обнял меня и тут же отпустил. — А сейчас пойдем-ка вместе назад, устроим военный совет.
Колин и Ламбис сидели возле кустов у края лощины. Они облюбовали небольшую полянку, на которой росли маленькие цветочки и побеги кипарисов, словно темные персты, торчали среди зелени. Разогретые жарким солнцем, все они источали удивительный аромат. А ниже нас кремовые цветки ладанника сплошным ковром покрывали берег речушки. Тропинка петляла между ними и исчезала среди скал, окаймлявших берег моря. Там и сям сквозь просветы между скалами ослепительными клиньями сверкало море.
Когда мы подошли, Колин весело смеялся над каким-то замечанием Ламбиса. Рюкзак стоял раскрытый между ними, и Колин целеустремленно рылся в нем, выискивая что-то среди кучи продуктов. Вот он достал мою бутылку вина и победно помахал ею перед носом у Марка.
— Поспеши, Марко Поло, если хочешь получить свою долю. Тут и так почти ничего не осталось.
— Тогда предлагаю оставить немного и для Николы. А где это ты ее раздобыл?
— Она притащила.
— Ну, тогда тем более она должна выпить. Давай-ка сюда бутылку. Выпей немного, Никола.
— Это для тебя, — возразила я.
— «Мое вино — роса из дикой белой розы», — продекламировал, перевирая цитату, Марк, — и, кстати, что может быть отвратительнее на вкус? Да нет, я уже почти полностью перешел на воду, так что пей сама.
Я подчинилась и заметила, как Колин ухмыльнулся, глядя на озадаченное лицо Ламбиса.
— Не слушай Марка. Это всего лишь Джон Китс. Валяй, Ламбис, спроси меня теперь: «А что такое Китс?»
Ламбис улыбнулся. Очевидно, он уже привык служить мишенью для шуток Колина. Сейчас оба они казались чуть ли не одногодками. Ламбис, как и остальные, тоже заметно изменился — он словно помолодел, исчезли мрачные складки в уголках рта. Я поняла, что они были вызваны свалившимися на них бедами, и мне вдруг стало нестерпимо стыдно.
— Итак, — безмятежно заговорил он, — и что же такое Китс?
Колин уже раскрыл рот, готовый издать радостный возглас, но тут же снова его закрыл.
— Если уж на то пошло, — заметил его брат, — Ламбис знает английский куда лучше твоего. Одному богу ведомо, как ты его учишь; должно быть, порядки в твоем Борстале здорово переменились, с тех пор как я сам там учился. Борстал — это школа в Англии, — пояснил он Ламбису. — А теперь прошу внимания, дело серьезное, а времени у нас мало. Никола, присядь-ка сюда.
Когда грек подвинулся, освобождая для меня место, я робко улыбнулась ему.
— Ламбис, я же не знала… Извини. Честное слово, мне очень жаль, что так вышло. Все из-за того, что мы с Колином пережили такое потрясение… и я даже представить не могла, кто еще мог быть там похоронен. А потом еще эта одежда. Я тебе столько гадостей наговорила. Сможешь меня простить?
— Ерунда, ничего страшного. Ты просто немного не в себе была, увидев этого мертвеца. Такие вещи не для дам.
Высказавшись столь галантно и сдержанно, он дружелюбно улыбнулся, показывая, что вопрос исчерпан.
— Что ж, — решительно заявил Марк, беря бразды правления в свои руки, — долго тебя задерживать мы не можем, так что, если не возражаешь, начинай…
Я перебила его:
— Я подумала и решила, что лучше вам сначала выслушать Колина. Кое-что из того, что он подслушал, находясь в логове тигра, кажется, может пролить свет на все остальное.
Итак, Колин рассказал им все, что прежде рассказывал мне, а затем Марк, лицо которого вновь ожесточилось, проинструктировал его, как наблюдать за окрестностями с помощью полевого бинокля, а сам вместе с Ламбисом повернулся ко мне.
— Даже не знаю, с чего начать… — я вдруг почувствовала робость, — поскольку многие вещи, возможно, не имеют никакого значения. Давайте я попытаюсь в общих чертах рассказать вам обо всем, что случилось, а выводы вы уж сами делайте, хорошо?
— Согласны. Пусть даже это не относится к делу.
— Что-что? — не понял Ламбис.
— Даже если это все труха, — бросил Колин через плечо.
— Даже если это вроде бы не имеет значения, — поправил его брат. — Не обращай внимания на этого сосунка, Ламбис, он перевозбудился и выпендривается.
— А сие, — вмещался Колин, — есть идиома, означающая…
— Закройся, или я сам тебя закрою, — пригрозил Марк. — Итак, Никола?
Я рассказала им как можно короче обо всем, что случилось с тех пор, как я ушла от них накануне. Когда я закончила, с минуту длилась тишина. Потом Марк медленно сказал:
— Кое-что начинает вырисовываться. Попытаюсь суммировать имеющиеся у нас разрозненные фрагменты. Думаю, ты была права: обрывки разговоров, подслушанные Колином, проливают свет на все остальное. Главное состоит вот в чем: нечто, имеющееся у Стратоса и что он обещал позже поделить, является «горячим». — Он бросил взгляд на Ламбиса. — Это сленг — воровской жаргон, если хочешь. Означает это выражение, что они незаконно завладели — попросту украли — каким-то имуществом, которое теперь разыскивается полицией и может быть идентифицировано в случае обнаружения.
— Это «нечто» во множественном числе, — добавила я, — Стратос сказал: «они» горячие.
— Да, во множественном числе. И предметы эти столь невелики, что их можно перевозить; столь невелики, что их можно пронести через таможню (к этому мы вернемся позже, но пока что допустим, что они привезли их из Лондона); столь невелики, что их можно было спрятать даже в Агиос-Георгиос.
— Драгоценности? — предположил Колин, и глаза его заблестели.
Видно было, что для него вся эта история превращается всего лишь в приключение — забаву со счастливым концом, заранее обеспеченным присутствием его брата, — которое надо хорошенько запомнить, чтоб потом рассказывать в школе в следующем семестре. И слава богу, подумала я; он не из тех, кого преследуют ночные кошмары.