Но почему же тогда Софья так поступила? Да потому, убеждала я себя, что она и ее компаньоны, как и все преступники, повышенно чувствительны к любому пустяку. Разумеется, не совсем нормально, когда обычная, ни в чем не замешанная туристка таскает с собой отнюдь не декоративный ножик, к тому же без ножен. Вот она и решила, что не мешает показать его брату, — ну и что тут такого? Почему бы мне было не приобрести эту штуку в качестве сувенира; может, вид у него и устрашающий, но в то же время он довольно-таки симпатичный, с медной рукояткой, покрытой голубой эмалью, и чем-то вроде филигранной гравировки у основания лезвия. Я повертела его в руках, изучая. Да, решено: если кто-нибудь спросит, скажу, что купила его в Ханье, отчасти как игрушку, отчасти потому, что знала — мне понадобится какой-нибудь инструмент, чтобы выкапывать растения для Франсис. Потому я и брала его с собой сегодня… Да, так сойдет… Сегодня я им пользовалась… этим объясняется его потрепанный вид, а также прилипшие к лезвию крошки жареной картошки и царапины на эмали рукоятки.
С облегчением я встала, уже готовая забыть обо всех своих страхах. Такое объяснение вполне сойдет, а пока что надо убрать его подальше и не забыть возвратить Ламбису. Ему ведь будет его не хватать.
Нож вдруг выскользнул у меня из пальцев и, воткнувшись прямой наводкой в доски пола, мелко затрепетал. И вот я снова сижу на кровати, прижав руки к щекам, зажмурившись, и тщетно пытаюсь отогнать прочь картину, неожиданно возникшую перед глазами…
Ламбис, развалившись на солнышке рядом с Колином, выстругивает из дерева маленькую ящерку. Это было уже после того, как мы ушли из церкви, после того, как я забрала у него этот нож. Да он даже и не заметил его отсутствия… и у его собственного ножа деревянная рукоятка… Теперь я это отчетливо вспомнила, вспомнила кожаные ножны с рельефным рисунком, которые он заправлял за ремень брюк и которые лежали рядом с ним, пока он занимался резьбой…
А как же этот нож? Нож с медной рукояткой, покрытой эмалью, который я забрала у него из кармана и забыла вернуть? Этот миленький смертоносный образчик работы турецких оружейников и ювелиров?
«Он выхватил нож, — так сказал Марк, — а потом упал и ударился головой о камень, и все было кончено… Все, что при нем было, мы забрали с собой, а ботинки закопали».
Джозеф. Это оружие Джозефа, с метками и зарубками, позволяющими безошибочно его узнать. И жена Джозефа нашла его в моем кармане, показала Тони и Стратосу, а затем потихоньку вернула на место.
Я даже не задумывалась, на какие мысли это может их навести и удастся ли мне сплести какую-нибудь байку, как я нашла его в горах. Просто сидела и изо всех сил боролась с охватившей меня паникой, повелевавшей мне немедленно убираться отсюда вместе с Франсис, бежать не откладывая, этой же ночью, к друзьям, к свету, туда, где живут нормальные люди, подальше от этого безумия.
Бежать к Марку.
Немного погодя я убрала нож в чемодан, взяла себя в руки и спустилась вниз.
До сей поры ей мужество не изменяло,
Но есть предел всему — и вот настал
момент,
Когда при каждом шаге ноги подгибались,
А дерзость и отвага, увы, сошли на нет.
Джон Драйден. Синирас и Мирра
— А-а, мисс Феррис, — раздался голос Стратоса.
Он стоял в коридорчике позади стола, ничем не занятый, просто стоял и поджидал меня. Из-за закрытой двери кабинета доносились голоса Тони и Софьи, последняя что-то с жаром доказывала, едва не переходя на крик, но внезапно замолчала, как только заговорил Стратос.
— Надеюсь, вы приятно провели день, — сказал он.
— Да, очень, спасибо. — Я улыбнулась, надеясь, что он не заметит, что губы мои одеревенели и с трудом слушаются меня, а нервы напряжены до предела. — Правда, он оказался чересчур долгим, но все равно я очень довольна.
— Значит, побывали в заброшенной церкви? Мне Тони сказал.
Он говорил самым обычным, даже дружелюбным тоном, однако что-то в нем вынудило меня оправдываться, словно отвечая на обвинение.
— Да, побывала. — Голос мой вдруг осип, и я откашлялась. — Идти по тропинке оказалось совсем не трудно, а церковь действительно стоило посетить — в этом вы были совершенно правы. Жаль только, что я не захватила с собой фотоаппарат.
— Ах да, фотограф у вас — это мисс Скорби, если не ошибаюсь?
И снова в его ровном голосе прозвучала какая-то неуловимая нотка, не поддающаяся определению. Черные глаза пристально смотрели на меня. Признаться, мне всегда было трудно прочесть выражение глаз у греков; сейчас же глаза Стратоса казались совершенно непроницаемыми, точно скрытыми за дымчатыми стеклами.
Я улыбнулась, глядя в эти ничего не выражающие глаза, и положила еще один кирпичик правды в стену своей невиновности, которую пыталась построить.
— Сегодня утром мы чудесно поснимали — и кинокамерой, и фотоаппаратом — наверху, среди полей. Пожалуй, снимок, запечатлевший вашу сестру рядом с мельницей, завоюет какой-нибудь приз. Она рассказала вам, что стала кинозвездой?
Очень трудно было заставить себя не смотреть на дверь его кабинета. Из-за нее снова послышались причитания Софьи. Веки Стратоса дрогнули, и он повысил голос.
— Да, Софья мне об этом рассказывала. Полагаю, она провела вас внутрь мельницы.
Причитания за его спиной резко стихли, перейдя в невнятное бормотание; потом я услышала, как негромко и настойчиво заговорил Тони.
— Надеюсь, вас это заинтересовало, — любезно добавил Стратос.
— О да, очень. Жаль только, что нам не удалось посмотреть, как она работает, но это, наверное, происходит лишь тогда, когда кому-то требуется перемолоть зерно?
— Возможно, это произойдет еще во время вашего пребывания здесь.
Тон его остался прежним, однако глаза внезапно ожили и смотрели внимательно и настороженно.
И тут я поняла. У него еще не было времени обдумать и оценить все случившееся. Тони, наверное, только что рассказал ему, что Колина больше нет в мельнице, а Софья, сбитая с толку и напуганная тем, что обнаружила нож Джозефа у меня в кармане, пытаясь разобраться в ситуации, решилась пойти посоветоваться и наткнулась на град обвинений. То, что я сейчас слышала из-за двери кабинета, должно быть, являло собой финал премиленькой сцены. И, судя по всему, сам Стратос основательно взволнован; он сбит с толку, встревожен и готов ринуться в бой, однако пока что осторожничает и сдерживается. Пока что он не решается играть в открытую — ему требуется время, чтобы все обдумать. А от меня в данный момент ему надо всего лишь получить подтверждение по двум пунктам, а именно: что не случилось ничего такого, что могло бы вызвать у меня подозрения и сделать меня опасной для них, а также, как следствие этого, что я собираюсь и дальше преспокойно оставаться в Агиос-Георгиос под его неусыпным надзором до тех пор, пока не подойдет к концу мой отпуск. Одно предполагало другое. Мне оставалось только надеяться, что он останется удовлетворенным своими наблюдениями.